— Говори, что ты затеял?
— Сначала отошлите вашего химика и секретаря.
— Ты на этом настаиваешь?
— Непременно.
— Ну, раз ты уж так хочешь…
Регент отпустил Юмбера дружеским жестом, а секретаря — повелительным. Оба вышли.
— Ну а теперь поглядим, — сказал регент, — что ты хочешь?
— Я хочу представить вам, монсеньер, молодого человека, приехавшего из Бретани, которого мне усиленно рекомендовали. Очаровательный молодой человек.
— И как его зовут?
— Шевалье Гастон де Шанле.
— Де Шанле? — переспросил регент, пытаясь что-то припомнить. — Это имя мне смутно знакомо.
— Неужели?
— Да, мне кажется, я его где-то раньше слышал, но не могу вспомнить, при каких обстоятельствах. И зачем же явился в Париж твой протеже?
— Монсеньер, не хочу у вас отнимать радости открытия, он сейчас вам сам расскажет, зачем он приехал в Париж.
— Как, мне самому?
— Да, то есть его сиятельству герцогу Оливаресу, чье место вы будете любезны сейчас занять. О, мой протеже весьма скрытный человек. И мне очень повезло, спасибо моей полиции — все той же полиции, монсеньер, которая следила за вами в Рамбуйе, — мне еще очень повезло, говорю я, что я в курсе этих дел. Он обратился в Париже к некоему Ла Жонкьеру, каковой должен был его представить его сиятельству герцогу Оливаресу. Теперь вы, я думаю, понимаете?
— Признаюсь, ровно ничего.
— Так вот, я был капитаном Ла Жонкьером, но быть одновременно и его сиятельством я не могу.
— И потому эту роль ты приберег…
— Для вас, монсеньер.
— Благодарю! Так ты хочешь, чтоб я с помощью чужого имени проник в тайны…
— Ваших врагов, — прервал его Дюбуа. — Дьявольщина! Тоже мне преступление, и будто вам уж это так дорого стоит сменить имя и платье, и будто вам уже не приходилось подобным способом похищать куда более серьезные вещи, чем тайны! Припомните, монсеньер, что благодаря страсти к приключениям, которой наделило вас Небо, наша жизнь — и ваша и моя — превратилась в своеобразный беспрерывный маскарад. Какого черта! Монсеньер, после того как вы уже были господином Аленом и метром Жаном, вы спокойненько, как мне кажется, можете назваться герцогом Оливаресом.
— Дорогой мой, когда эта шутка может доставить мне какое-нибудь развлечение, я не против и переодеться кем-то, но…
— Но переодеться, — продолжил Дюбуа, — чтобы сохранить покой Франции, чтобы помешать интриганам взбудоражить все королевство, чтобы помешать убийцам, возможно, заколоть вас — ну, это вас недостойно! Это я понимаю! Ах, вот если бы надо было соблазнить ту торговочку скобяным товаром с Нового моста или эту хорошенькую вдовушку с улицы Святого Августина, то другое дело — тут, черт побери, игра бы стоила свеч!
— Ну, ладно, — сказал регент, — если, как всегда, я поддамся на твои уговоры, что из этого получится?
— Из этого получится то, что вы, в конце концов, не будете считать меня фантазером и позволите обеспечить вашу безопасность, если вы не хотите обеспечить ее себе сами.
— Но если окажется, что это дело не стоит того, ты раз и навсегда перестанешь ко мне приставать со своими навязчивыми идеями?
— Клянусь честью, я это обещаю.
— Аббат, если тебе это все равно, я предпочел бы другую клятву.
— О, какого черта, монсеньер! Вы слишком привередливы, я клянусь чем могу.
— Уж так суждено, что этот плут всегда последнее слово оставит за собой.
— Монсеньер согласен?
— Опять ты досаждаешь мне!
— Вот холера! Сами увидите, так ли это.
— Я думаю, прости мне, Боже, что ты сам создаешь эти заговоры специально, чтоб меня напугать.
— Тогда я с этим неплохо справляюсь, сами убедитесь.
— Значит, ты доволен?
— Неплохо получилось.
— Ну, если мне не станет страшно, берегись!
— Монсеньер слишком требователен.
— Ты мне льстишь и просто не уверен в своем заговоре, Дюбуа.
— Хорошо, монсеньер, клянусь, что вы испытаете некоторое потрясение чувств и вам покажется вполне удачной возможность говорить устами его светлости.
И Дюбуа, опасаясь, что регент еще не утвердился в своем решении и изменит его, поклонился и вышел.
Не прошло со времени его ухода и пяти минут, как в переднюю стремительно влетел гонец и вручил пажу какое-то письмо. Паж отпустил его и тут же прошел к регенту, который, только взглянув на почерк, невольно вздрогнул от удивления.
— Госпожа Дерош, — сказал он, — посмотрим, что нового. И тут же, сломав печать, прочел следующее:
«Монсеньер!
Мне кажется, что молодая дама, которую Вы доверили моему попечительству, здесь не в безопасности».
— Ба! — воскликнул регент.
«Пребывание в городе, которого Ваше высочество так опасались, мне кажется, было бы для нее в сто раз лучше, чем уединение, и я не чувствую себя в силах защитить, как я бы того хотела, а вернее, как следовало бы, особу, которую Ваше высочество сделало честь мне доверить».
— Ого, — произнес регент, — сдается мне, обстоятельства усложняются.
«Некий молодой человек, который как раз вчера, за несколько минут до Вашего приезда, передал мадемуазель Элен записку, явился сегодня утром во флигель. Я хотела его выпроводить, но мадемуазель столь категорически приказала мне повиноваться ей и удалиться, что в ее пламенном взгляде и жестах королевы я признала, да не разгневается Ваше королевское высочество, кровь повелителей».
— Да, да, — сказал регент, невольно улыбаясь, — это, действительно, моя дочь.
А потом добавил:
— Кто же этот молодой человек? Какой-нибудь щеголь, должно быть, который видел ее в приемной монастыря. Если бы эта безумная госпожа Дерош еще сообщила мне его имя!
И он стал читать дальше:
«Я полагаю, монсеньер, что молодой человек и мадемуазель раньше уже виделись.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119