В начале восьмого лучи испанского солнца погасли; открыли окна; вся спальня была убрана цветами, как любила королева; заморские птицы пели в вольере; благоухание потянулось из сада, замирая у ложа, на котором лежала прекрасная королева, наполовину утонувшая в кружевах и батистах. Во дворце царила тишина, слышны были лишь удары дальнего колокола, звонившего «Angelus» note 9 и призывавшего помолиться за королеву.
Королю, не отрывавшему от Марии Луизы взгляда, показалось, что она пошевелилась; и действительно, она вздохнула, открыла глаза, и король вскрикнул от радости:
— О, слава Богу!
Королева узнала супруга, улыбнулась, дотронулась до его руки и произнесла его имя. Он, опьянев от счастья, крепко поцеловал ее и почувствовал, что она ответила ему. Однако она невольно застонала: король причинил ей боль.
— Будь поосторожнее, — прошептала Мария Луиза.
— Я так счастлив!
— Господь милостив. Он позволил мне увидеть еще раз прекрасное небо, деревья, цветы, тебя!.. Я могу сказать вам «прощайте», и это великое благодеяние… Я не страдаю. Я чувствую, что мои жизненные силы иссякли и через несколько мгновений я засну, чтобы уже никогда не проснуться. Спасибо, Юсуф, тебе я обязана этой сладостной минутой, мне известно, как велико твое искусство, и я совершенно спокойна за будущее моего драгоценного супруга. Государь, позволь пригласить сюда герцога де Асторга. Король сделал знак. Появился главный мажордом.
— Дорогой герцог, — сказала королева, — я хочу попросить у вас подарок, не для себя, мне уже ничего не нужно на земле, а для нашего повелителя — для короля. У вас есть ученый доктор, который лечил меня и спас бы непременно, если бы это было возможно, — отдайте его мне.
— О, ваше величество, зачем вы спрашиваете? Разве все. что есть у меня, не принадлежит вам?
— Вы отдаете мне Юсуфа, а я дарю его моему супругу; это мой последний подарок и последний залог моей нежности. Пусть он ни на секунду не оставляет короля. И сохраняет его жизнь, как сохранял мою. Только дай ему Бог быть удачливее с ним, нежели со мной.
По знаку герцога Юсуф подошел к руке короля, а затем королевы для поцелуя.
— Юсуф. — продолжала Мария Луиза, — заботься о короле и оберегай его! У меня темнеет в глазах, я иду к Богу. Государь, позовите моих придворных, пусть они придут и помолятся обо мне, я хочу умереть в окружении всех вас.
Отец Сульпиций распахнул двери и вышел позвать фрейлин, а также всех придворных из свиты королевы — они находились в дворцовых апартаментах, как будто служба их не прерывалась; главный мажордом и герцогиня де Альбукерке, естественно, оказались впереди. Они оба встали на колени за спиной короля, совсем близко от постели умирающей. Занавеси не опускали, и весь двор, заполнивший прихожие, принял участие в чтении молитв, которые громким голосом произносил главный капеллан.
Преподобный Сульпиций стоял около королевы, утешал и благословлял ее, произнося священные тексты и пытаясь помочь ей отойти с миром. Мария Луиза довольно долго слушала его, показывая еле заметными жестами, что понимает и принимает все, что он говорит. Затем она улыбнулась королю и герцогу де Асторга, переводя взгляд с одного на другого. Наконец глаза ее закрылись, черты лица покрылись мраморной бледностью, и душа отлетела с последним, неразличимым выдохом.
Она умерла через девятнадцать лет после своей матери — так же как она, в том же возрасте и по той же причине. И можно было бы выкрикнуть, как в Сен-Клу:
«Королева умирает! Королева умерла!»
Но Боссюэ с его красноречием не пришлось произносить надгробного слова; однако, в отличие от матери, Мария Луиза оставила в этом мире безутешного супруга и еще одно преданное сердце, раненное на всю жизнь; она оставила безупречную репутацию, плод непорочной жизни, почти до краев наполненной страданием.
Едва королева отошла, Юсуф приблизился к Карлу II и сказал, что готов последовать за ним в его апартаменты.
— Значит, все кончено? — воскликнул убитый горем монарх.
Жест глубокого сожаления был ответом врача.
Король замертво рухнул на пол. Его унесли, за ним ушли многие придворные, но вся свита королевы продолжала молиться у ее постели. Герцогиня де Альбукерке набросила на лицо покойной свою вуаль, уложила тело как подобает, пока оно не остыло, затем присоединилась к собравшимся и попросила их прочесть «De profundis» note 10 по душе ее хозяйки, которая именно в это мгновение предстала перед Судией.
Все зашептали слова молитвы, только не де Асторга: он по-прежнему в оцепенении стоял на том же месте, не произнося ни слова и не шевелясь. К нему притронулись, когда все было кончено и надо было покинуть комнату. Он вскочил, как на пружине, бросил последний взгляд на королеву, наполовину скрытую пологом, и вышел с таким холодным, бесстрастным лицом, что с виду могло показаться, будто он и не утратил все счастье своей жизни.
X
Эта смерть нанесла испанскому двору жестокий удар. Несколько дней король находился между жизнью и смертью. Его здоровье и разум не выдерживали горя — это было выше его сил. Король питал к королеве необычайно нежное чувство; он никогда не любил никакой иной женщины, ни разу не посмотрел на другую, с тех пор как в девятнадцать лет женился на Марии Луизе. Красота, молодость принцессы Орлеанской, ее крепкое здоровье и бодрость позволяли надеяться на долгие годы ее жизни. Если порой она и испытывала недомогания, если и бледнели чудные краски на ее щеках, то лишь потому, что этот радостный цветок Франции не мог привыкнуть к королевству скуки, отчего страдало ее сердце, которое она мужественно усмиряла своей добродетелью, ибо это была женщина поистине благородной души.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165