Едва он вошел в шатер, вновь послышались вызывающие звуки фанфар, и все сначала подумали, что никто не ответит, ибо за ними последовало несколько минут молчания; зрителей уже стал беспокоить этот перерыв, как вдруг в ответ заиграла одна труба, зазвучала французская мелодия, указывавшая, что на поединок явился рыцарь этого народа.
Все взгляды тотчас обратились к раскрывшейся калитке: из нее выехал рыцарь среднего роста; его манера держать копье и управлять конем свидетельствовала и о силе и о ловкости. Зрители сразу принялись рассматривать его щит, чтобы увидеть, нет ли на нем какого-либо девиза, чтобы можно было бы опознать рыцаря; но на щите был только герб: по красному полю три золотых орла с распростертыми крыльями, два наверху, а внизу один, у которого вместо головы была вышита королевская лилия Франции. Однако по одному этому признаку — в наши дни он позволил бы рыцарю сохранить инкогнито — Солсбери узнал в нем молодого воина, того, что на другой день после стычки в Бюиронфосе по приказу Филиппа де Валуа перешел болото, разделявшее обе армии, и, никого не встретив, обследовал лес, растущий на склоне горы, на вершине которой он, как нам уже известно, воткнул свое копье. Перед уходом на разведку Филипп, позволим себе напомнить читателю, собственноручно посвятил его в рыцари, а после его возвращения, будучи довольным проявленной молодым рыцарем отвагой, разрешил прибавить к его гербу королевскую лилию — в терминах геральдики это называется «кудр-о-шеф».
Выехавший на ристалище молодой рыцарь вызвал самое живое любопытство зрителей, потому что при нем было боевое оружие. Тем не менее, он двигался вперед со всей учтивостью, уже в ту эпоху свойственной дворянству Франции. Прежде всего остановившись перед королевой, он приветствовал ее копьем и кивком головы (острие копья рыцарь опустил в землю, а голову склонил к холке коня); потом он сразу поднял коня на дыбы, заставил его повернуться и, сделав полукруг, оказался перед графиней Солсбери и отдал те же приветствия; после чего он, пустив коня размеренным шагом, вероятно, для того чтобы изъявить величайшее почтение своему противнику, направился к шатру, в который удалился Эдуард, и дерзко ударил острием копья в тарч войны; затем он снова выехал на ристалище, заставляя своего коня проделывать самые замысловатые фигуры верховой езды.
Король вышел из шатра и повелел подвести к нему другого коня в полном боевом облачении; но сколь бы он ни надеялся на своих оруженосцев, сам все-таки с особым вниманием проверил, хороша ли упряжь; потом, вынув из ножен меч, король проверил также, остро ли лезвие и крепка ли рукоять; далее, приказав повесить ему на шею другой тарч, он так ловко вскочил на коня, насколько мог сделать это человек в тяжелых доспехах.
Внимание зрителей было сильно возбуждено, потому что мессир Эсташ де Рибомон, хотя и вызвал короля на поединок со всей возможной учтивостью, на сей раз был явно настроен на настоящую схватку, и, хотя она не была порождена личной ненавистью, соперничество двух народов должно было придать ей серьезный характер, чего не могли иметь предыдущие поединки, вот почему Эдуард занял свое место на ристалище среди глубочайшей тишины. Мессир Эсташ, увидев короля, взял копье наперевес, Эдуард сделал то же самое; судьи громко прокричали: «Сходитесь»! — и оба бойца устремились вперед.
Рыцарь направил свое копье в забрало шлема, а король — в тарч противника, и оба соперника достигли цели: шлем слетел с головы Эдуарда; удар короля был нанесен с такой силой, что копье сломалось почти у самой рукоятки, а обломок его остался торчать в щите рыцаря. На миг зрителям показалось, что мессир Эсташ ранен; но острие копья, пронзив щит, застряло в петлях кольчужного нашейника, поэтому, поняв по пробежавшему по трибунам ропоту опасение зрителей, Эсташ де Рибомон сам вырвал обломок копья и вторично приветствовал обеих королев в знак того, что с ним ничего не случилось. Король взял новый шлем и другое копье, и соперники, развернув коней, вернулись на свои места; после этого маршалы снова подали сигнал сходиться. На этот раз бойцы избрали одинаковую цель и нанесли друг другу удар в грудь. Удары были так сильны, что оба коня взвились на дыбы, но всадники, подобные железным столпам, удержались в седле; оба копья разлетелись на мелкие куски, словно стекло, а отдельные обломки залетели даже на трибуну к зрителям. Тут к соперникам подбежали оруженосцы с новыми копьями; бойцы, взяв оружие, опять вернулись на исходные позиции, приготовившись к третьей пробе сил.
Сколь быстро ни был дан сигнал сходиться, на взгляд обоих противников, он сильно задержался; как только судьи прокричали: «Сходитесь!» — кони так рьяно помчались вперед, словно они разделяли чувства своих хозяев. И в этот раз мессир Эсташ по-прежнему метил в грудь, но Эдуард изменил тактику и, ловко угодив в забрало противника, сбил шлем с головы рыцаря; Эсташ де Рибомон с такой силой нанес удар в грудь королю, что лошадь Эдуарда осела на задние ноги, но при этом движении лопнула подпруга, а седло соскользнуло на круп, так что Эдуард оказался стоящим на земле. Его противник тотчас соскочил с коня, но Эдуард уже успел освободиться от стремян. Эсташ мгновенно выхватил меч, прикрывая обнаженную голову щитом, но Эдуард сделал ему знак, что он не будет продолжать схватку, если Эсташ не наденет новый шлем. Мессир Эсташ повиновался, и король, увидев, что голова противника защищена, тоже обнажил меч.
Но прежде чем позволить им продолжать борьбу, оруженосцы увели с ристалища коней, а пажи подобрали копья, отброшенные соперниками.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97