К своему изумлению, я увидел в ней Софи и ее отца.
С радостным криком я бросился к двери, но тотчас замер как вкопанный. Что скажет папаша Жербо? Что подумает Софи? Папаша Жербо улыбнулся.
Софи подошла ко мне.
— Ну, что же вы не целуетесь? — спросил он.
— Если мадемуазель позволит, я буду счастлив, — ответил я.
— Вот еще! Пусть она не позволяет, зато я разрешаю, — усмехнулся метр Жербо.
— Но я ничуть не против, — согласилась Софи, подставляя мне свое личико.
Я поцеловал ее, прижав к сердцу.
— Ну и ну, прыткий он у вас парень, папаша Дешарм! — обратился метр Жербо к моему дяде, появившемуся из своей комнаты.
— Что поделаешь, господин Жербо? Возраст берет свое. Яблоня цветет ранней весной, бук распускает почки в мае; Рене ведь скоро шестнадцать с половиной. В его годы у меня уже любовница была.
Я покраснел до ушей. У меня, к сожалению, пока была только любовь, но любовницы еще не было.
— И куда это вы собрались, метр Жербо? — спросил мой дядя. — Я же не поверю, что вы утруждаете себя ради того, чтобы оказать мне честь своим визитом.
— Вы правы, мой старый друг, хотя я всегда рад видеть вас. Нет, я еду в Сент-Мену, чтобы уладить кое-какие мелкие дела. Меня избрали делегатом на праздник Федерации, но я не знаю, сколько дней мы пробудем в столице.
— Жаль, что в вашей двуколке нет третьего места! — посетовал мой дядя. — У меня тоже есть дело в Сент-Мену, и я попросил бы вас взять меня с собой. Ноги у меня сдают, сосед, ноги! А вы знаете, что когда в моем возрасте сдают ноги, то и тело не заставит себя ждать. Поэтому надо принимать меры предосторожности против несчастных случаев.
— Хорошо! — сказал г-н Жербо. — Все можно устроить. По-моему, Софи не слишком рвется в Сент-Мену. Так ведь, Софи?
— Я еду туда, чтобы быть с вами, отец, — ответила девушка.
— Вот и прекрасно, оставайся тут с Рене. Вы будете гулять по лесу, как влюбленная парочка, а мы, старики, займемся своими делами. Будь Рене прекрасным господином, я бы ему не доверял; но Рене — славный малый, хороший работник, честный человек, и я могу доверить ему свое дитя так же, как доверил бы свой кошелек.
Я ликующим взглядом посмотрел на мадемуазель Софи, но она оставалась равнодушной — ни грустной, ни радостной. Казалось, она была совершенно согласна с отцом в том, что ее безбоязненно можно оставить наедине со мной.
Метр Жербо и папаша Дешарм сели в двуколку и укатили в сторону деревни Илет.

XIV. ПОД СЕНЬЮ ВЫСОКИХ ДЕРЕВЬЕВ

Несколько минут я смотрел вслед двуколке. Я не решался перевести взгляд на девушку: мне казалось, что сейчас, когда мы остались вдвоем, от выражения ее лица зависит блаженство или мука моей жизни.
Наконец, я решился. На губах Софи блуждала улыбка, но можно было бы сказать, что улыбаются только ее губы, а лицо скрыто вуалью печали. Я предложил ей руку; она оперлась на нее.
— Чего вы желаете? — спросил я. — Остаться здесь или пойти на прогулку, как предлагал метр Жербо?
— Отведите меня в тень ваших высоких деревьев, господин Рене. У себя в комнатке, в Варение, я задыхаюсь. Для меня праздник — подышать свежим воздухом и побыть на природе.
— Странно, мадемуазель Софи, мне казалось, что вы, наоборот, предпочитаете город деревне, — возразил я.
— Мне все безразлично, Рене, я просто живу.
И она тяжело вздохнула. Разговор снова прервался. Я украдкой взглянул на Софи: она показалось мне усталой и страдающей.
— Я нахожу, что вы побледнели, — заметил я. — Хотя вы и отдаете предпочтение городу, по-моему, деревня пойдет вам на пользу.
Она пожала плечами, потом, чтобы не молчать, сказала:
— Может быть.
Я повернулся лицом к нашему крохотному домику, заросшему плющом и вьюнками, утопающему в цветах, затененному огромной купой каштанов и буков.
Отсюда он, наполовину в тени, наполовину озаренный солнцем, выглядел прелестно. На подоконнике сладко спал кот; перед дверью резвились две собаки; в клетке заливисто распевала славка-черноголовка. Это была сельская жизнь в своем самом идиллическом воплощении.
— Посмотрите сюда, мадемуазель Софи, — остановившись, предложил я, приглашая ее поближе, чтобы она увидела эту дышащую покоем уютную сельскую картину. — Может ли удовлетворить ваше честолюбие уголок земли, подобный этому, и тот человек, кому выпадет счастье быть любимым вами?
— Кто вам сказал, Рене, что я честолюбива?
— Но, скажите, неужели и здесь вы будете несчастны? Она взглянула на меня и спросила:
— Значит, вы видите, что я печальна?
— Вы сами не только говорили об этом, но даже писали мне, когда восемь месяцев тому назад я приходил в Варенн.
— И за это время, Рене, вы не забыли строчки, написанные мной?
Я порылся во внутреннем кармане жилета, достал маленький бумажник, а из него вынул листок, на котором рукой Софи было написано: «У меня нет друга, Рене, будьте им. Я так несчастна!»
— Записка слегка помялась, ведь я каждый день ее перечитывал, — оправдывался я.
— Тогда почему с того дня я больше вас не видела, Рене?
— К чему, мадемуазель Софи? Если вы написали мне эту записку, значит, не были во мне уверены как в друге.
— О нет! Я считаю, что у вас доброе сердце, Рене, и мне стоило лишь однажды увидеть вас, чтобы составить о вас подобное мнение.
— Если бы вы желали меня видеть, то написали бы мне, и я поспешил бы в Варенн. Первое время я каждый день ждал вашего письма. О! Если бы я получил его и если бы в нем было всего одно слово — «Приходите!», я бы отсюда перелетел прямо к вам!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143