Он, вероятно, увидел выражение ее глаз, потому что сразу посерьезнел и посмотрел на Элли уже знакомым ей мрачным и требовательным взглядом. У нее перехватало дыхание.
— Я знаю, — сказал он. — Нам действительно надо поговорить.
Он снова повернулся лицом к океану. Солнце опустилось еще ниже, и вечернее небо пламенело теперь темно-алым цветом. Николас, опережая ее, заговорил первым, и уже готовые вырваться слова замерли у нее на губах.
— Я думал, что сумею забыть Гарри Дилларда, — спокойно сказал он. — Ради тебя, сказал я себе, я оставлю его там, в прошлом.
У Элли заныло сердце.
— Я честно пытался это сделать. Но не смог. Я не могу посвятить себя нам, пока не покончу с Гарри.
— Почему? — едва шевеля губами, спросила она.
— Почему? — повторил Николас. — Как бы ответить? Думаю, нужно сказать правду. Тогда ты, может быть, и поймешь. — Он пытливо посмотрел на нее. — Может быть, ты поймешь, почему мне нужен твой дом. Не 0'Ши, не мисс Ламберт, а именно твой. И только твой. Это единственное, чего мне не хватает, чтобы навсегда выбросить из своей жизни Гарри Дилларда.
Элли вдруг начал бить озноб. Ей захотелось убежать. Как можно дальше. И спрятаться, чтобы никто не нашел.
Но Николас ровным и исполненным внутренней боли голосом принялся рассказывать свою историю. Элли завороженно слушала. Слушала о двенадцатилетнем мальчике, увидевшем, как в дом вбежала плачущая мать. О том, как Гарри Диллард принес шарф. Как отец вернулся домой и, пылая гневом, заявил, что знает, кто предал его. О том, как Николас боялся за свою мать, как он был готов на все, лишь бы защитить ее. Потому что знал — отцовскую тайну раскрыла мать. Но тут отец бросил ему в лицо обвинение в предательстве. Не матери, а ему, Николасу.
У Элли голова пошла кругом. Как у его отца язык повернулся сказать такое?
— Не может быть, — выговорила она. — И что сказала твоя мать?
Молчание. Долгое, тяжелое молчание. Лишь волны негромко плескались о деревянные столбы, на которые опирался мол, устремляясь к бесконечному горизонту.
— Николас, что же сказала твоя мать?
Глава 20
— О, Николас.
И больше ни слова.
Николас потрясение уставился на мать.
— Мама, — пролепетал он.
— О, Николас, — повторила она, смотря на него совершенно безумными глазами, как загнанное животное, не знающее, куда бежать.
Отец разразился очередной гневной тирадой, но Николас едва слышал и понимал его слова. Он продолжал смотреть на мать.
Она всего лишь принесла его в жертву. Николас судорожно стиснул в кармане скомканный шарф. В каком-то дальнем уголке сознания шевелилась мысль, что достаточно лишь вынуть из кармана шарф и передать его отцу вместе со словами Гарри Дилларда. Но он промолчал.
Как он мог предать свою мать даже ради собственного спасения? В данном случае не играло роли то, что сама она именно так и поступила. Она была его матерью, вот и все.
Отец продолжал бушевать, а Николас стоял и слушал, молчанием подписывая себе приговор. Весь его жалкий житейский опыт, вот здесь, в прихожей их дома на Лафайет-плейс, ложился первым кирпичиком в основание его новой жизни.
На следующее утро Николас молча сидел за обеденным столом. Мириам отослали в детскую, отец, как всегда, занимал свое место во главе стола и ждал, когда мать спустится к завтраку. В доме стояла кричащая тишина. У отца для него больше не было слов — ни утешающих, ни обвиняющих. Прислуга, как никогда, старалась быть незаметной. Даже часы тикали как-то робко.
Тишина, От такой тишины может разорваться сердце.
А потом выстрел.
Всего один. Отозвавшийся эхом под высокими потолками.
Смерть вошла в дом и подвела неумолимую черту под их жизнью.
Глава 21
— Она покончила с собой.
Солнце уже коснулось нижним краем линии горизонта, и слова Николаса прозвучали как-то особенно горько.
— Свою тайну она забрала с собой в могилу. Она, как и я, никому ничего не рассказала.
— Боже мой, Ники, — прошептала Элли. — Как твоя мать могла сделать такое? Позволить обвинить тебя в предательстве, потом покончить с собой и оставить тебя одного выпутываться из всего этого!
Николас стоял и молча смотрел в пространство. Он подумал о записке, что она оставила ему перед смертью. «Прости меня». «За что простить тебя, мама?» — спросил он мысленно и закрыл глаза, борясь с захлестнувшими его чувствами. За то, что ты убила себя? Или за то, что предала меня?
— Потом я узнал, что Гарри Диллард сумел соблазнить ее, — взяв себя в руки, продолжил Николас. — Делал он это не спеша, последовательно и только ради того, чтобы добраться до моего отца.
— Почему?
— В свое время Гарри Диллард был весьма известен в свете.
Элли чуть не ахнула. Ее отец, занимавшийся темными делишками, был когда-то светским человеком? Что же с ним случилось?
Как бы Элли ни переживала за Николаса, как бы ни понимала, что своим рассказом он лишь усугубляет душевную боль, она хотела знать больше и молила Бога, чтобы Николас не замолчал на полуслове.
— По всей вероятности, — говорил между тем Николас, — Диллард был из тех, кто обожает роскошь. Он растратил все свое состояние и, вместо того чтобы поделиться своей бедой с друзьями, принялся тайком поправлять свои дела не самым честным путем. Он втянулся в биржевые спекуляции и торговлю опиумом. — Поколебавшись, Николас добавил: — И наживался на мальчиках-проститутках.
Элли показалось, что прохладный океанский бриз дохнул на нее ледяным холодом. На мгновение она перестала слышать плеск волн. К горлу подкатила тошнота. Мальчики-проститутки?
Торговля мальчиками-проститутками была самым отвратительным ремеслом в преступном мире Нью-Йорка.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98