Гильберт удивился:
– Ты видела?
Как это могло случиться? Филипп был две недели как мертв, когда она вернулась из аббатства. Его должны были похоронить задолго до ее приезда.
Неожиданный горький смех, внезапно сорвавшийся с ее уст, рассердил Гильберта, он и сам не понял почему.
– Думаешь, отец избавил меня от такой жестокости? Он заставил меня…
Сообразив, что сказала больше, чем намеревалась, Грей не договорила.
– Берегись, Бальмейн, – тихо сказала она. – В каком бы зле ты ни обвинял Эдуарда Чарвика, ты еще не знаешь его. Хотя я и сама до недавнего времени не знала его по-настоящему. А он мой… – Грей замолчала, полная решимости не называть его больше отцом.
Не обращая внимания на предостережение, Гильберт приподнял ее подбородок:
– К чему он тебя принудил? Грей отвела глаза.
– Говори, черт тебя побери! Грей покачала головой.
– Я все равно узнаю.
Девушка встретилась с ним взглядом:
– И что из этого? – в ее голосе звучал леденящий холод. Пораженный вызовом, который бросила ему слабая женщина, Гильберт долго смотрел в ее холодные серебристые глаза.
– Я хочу понять, – наконец произнес он.
– В самом деле?
Кровь Господня! Она заставляла его чувствовать себя последним подонком. Он провел рукой по непокорным кудрям и кивнул.
Грей на мгновение закрыла глаза, потом снова встретилась с ним взглядом.
– Тогда постарайся понять. Я провела целую ночь рядом с телом мертвого брата, в молитвах о нем. Я просила Бога покарать тех, кто погубил его. Так что можете обвинять меня в коварстве и обмане, барон Бальмейн, но сначала покайтесь в своих грехах.
Поначалу на Гильберта нахлынул гнев, потом сострадание. Яростный, ослепляющий гнев, вызванный жестокостью Эдуарда Чарвика. А потом – то самое сострадание, которое он старался заглушить в своей душе с того момента, как увидел ее. И еще одно, более глубокое чувство…
Гильберт покачал головой, чтобы стряхнуть одолевшую его вдруг слабость. Ему нет никакого дела до этой женщины. Не хочет он испытывать страдания, которые испытала она от руки своего безжалостного отца. Ему хочется, чтобы она поскорее уехала из Медланда, прежде чем окончательно околдует его своими чарами. Он хочет забыть ее.
– Ты не знаешь многого из прошлых событий, – сказал он, опуская руку Грей и делая шаг назад. – Но, может быть, лучше для тебя думать обо мне плохо, чем знать, каким человеком был твой брат на самом деле.
Гильберт круто повернулся и пошел по направлению к замку, хромая больше обычного.
– Возвращайтесь в аббатство, дитя, – бросил он через плечо, в последний раз скользнув взглядом по той, кого он предоставлял судьбе, определенной им самим.
С тяжелым сердцем глядела Грей ему в след, и только когда он скрылся из виду, тронулась с места.
ГЛАВА 10
– И долго ты собиралась скрывать это от нас? – спросила настоятельница, касаясь слегка округлившегося живота молодой женщины.
Грей опустила глаза, как бы подыскивая ответ, но ничего не сказала. Настоятельница, мать Силия, ждала, вспоминая о возвращении девушки в аббатство почти пять месяцев тому назад. Хотя Грей всегда отличалась возвышенной душой, что-то в ней изменилось: появилась некая печаль, которая остается только после сердечных разочарований.
Такой она была с самого дня возвращения. Когда ей предложили принять монашеские обеты, она отказалась, не дав вразумительных объяснений, предъявив лишь лаконичное письмо от нового барона Медланда с просьбой принять ее в монастырь на прежних основаниях. Постепенно Грей втянулась в монастырскую жизнь, но держалась подозрительно отрешенно, выполняя лишь те работы, о которых ее просили.
Вместе с тем в ее характере день ото дня все явственнее проявлялась сила и твердость. Она больше не стыдилась пятна на своем лице, отказываясь надевать головную повязку, даже когда этого требовала наставница Германа. С высоко поднятой головой, полная достоинства, она держалась спокойно, не обращая особого внимания на сопровождавшие ее взгляды. Нет, Грей больше не была той замкнутой девушкой, что оставляла аббатство с затаенной мечтой в глазах. Настоятельница испустила долгий, усталый вздох. Хотя догадки относительно того, что ее подопечная утратила девственность, оказались верными, она не могла и подумать, что результат проявится так разительно. Слегка раздраженная настоятельница пошевелила ногой камыш, расстеленный на полу, и снова глянула на талию Грей, которая, скрытая под просторным платьем, не вызывала никаких подозрений.
Если бы не наметанный взгляд сестры Софии, она заметила бы беременность Грей на несколько недель позже. Но почему Грей так долго хранила это в тайне? Ведь нет ничего необычного в том, что знатные семейства посылали своих согрешивших детей в монастырь, чтобы они там произвели на свет незаконнорожденных детей, не навлекая позора на родственников. Даже сейчас в монастыре находилось четверо таких девиц на разных сроках беременности.
– Мне было стыдно, – Грей наконец нашла смиренные слова, чтобы выразить беспокойство, которое не оставляло ее с того дня, как она три месяца тому назад впервые догадалась о своем состоянии.
– Стыдно? – повторила мать Силия. В ее глазах светились доброта и понимание, и Грей вдруг захотелось найти утешение в ее объятиях. – Думаю, вам нечего стыдиться, леди Грей. Ведь виноват в этом мужчина?
Грей не удивилась, что настоятельница решила, будто ее беременность явилась результатом насилия, ведь в этом монастыре она воспитывалась послушницей и должна была принять обет монашества. Хотя гораздо легче было бы позволить ей и дальше думать так, девушка не могла солгать настоятельнице, даже просто промолчав.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98