– отрывисто спросила она.
– К сожалению, не могу сказать точно. Может быть, через несколько часов.
Недовольная, Грей вышла из башни, удивляясь, что никто за ней не последовал. Несколько вооруженных воинов стояли перед открытой дверью центральной башни, наблюдая за происходящим в холле. Все они были так поглощены зрелищем, что никто не обратил на Грей никакого внимания.
Между тем Грей узнала низкий голос барона. Она внутренне сжалась, но не позволила себе отступить. Девушка проскользнула незамеченной мимо воинов и вошла в холл, освещенный факелами. Лишь самые дальние уголки большого зала прятались в тени. Грей прошмыгнула в такой темный угол, тщетно пытаясь разглядеть что-нибудь из-за толпы, стоявшей плотной стеной.
Бальмейн замолчал. Последовала долгая тишина, причины которой Грей не поняла. Затем голос барона снова разнесся по холлу.
– Сэр Эдуард Чарвик, принесете ли вы мне первым клятву верности?
Глаза Грей широко распахнулись. Никогда ее отец не даст такой клятвы. Протиснувшись между двумя мужчинами, она немного продвинулась вперед. Удивленные ее неожиданным появлением, те уставились на дочь Чарвика, потом обменялись между собой взглядами, но Грей не стала раздумывать, что бы это значило.
Эдуард Чарвик стоял перед возвышением в противоположном конце холла. На возвышении находился новый владелец Медланда, барон Бальмейн. «Что будет, если отец откажется?» – гадала Грей, устремляя взор туда, где сгрудились бывшие дружинники ее отца, терпеливо ожидавшие своей очереди присягать на верность новому лорду. «Да, – с горькой усмешкой заметила Грей, -все они горят желанием засвидетельствовать почтение Гильберту Бальмейну, в том числе и ее бывший суженый, Уильям Ротвильд».
Наконец последовал с таким нетерпением ожидаемый ответ.
– Я скорее умру, чем поклянусь в верности убийце моего сына! – зычный голос Эдуарда Чарвика разнесся под сводами холла.
– Я уже говорил тебе, старик… – начал было Бальмейн, но речь его быстро оборвалась.
Грей увидела, как отец ее бросился вперед, взмахнув страшным длинным кинжалом. В оцепенении в течение нескольких секунд смотрела она, не в силах вымолвить ни слова, на безумный выпад старого Чарвика.
Бальмейн не успел уклониться от нападения, но ему хватило присутствия духа, чтобы отступить в сторону и потянуться за своим мечом. Эдуард Чарвик не достиг своей цели – он метил в сердце Гильберта, а попал в плечо.
С глухим рычанием отбросил Бальмейн нападавшего, который упал на спину. Потом он выдернул кинжал из раны и бросил его на пол.
Зажав рот руками, Грей пыталась сообразить, чем бы помочь отцу, но ноги ее будто налились свинцом, она не смогла двинуться с места.
Рыцари с негодующими криками бросились на помощь своему лорду, в то время как Бальмейн, крадучись, словно хищник, приблизился к Эдуарду Чарвику, который скорчился на полу. Он поставил ногу в сапоге на грудь старика и концом обнаженного меча уперся в грудь поверженного противника, сделав одновременно своим людям знак оставаться на месте.
– Теперь я вижу, от кого Филипп научился коварству, – пророкотал он. Лицо Бальмейна было искажено яростью.
Каким-то образом Грей удалось сдвинуться с места и пройти к центру зала, где двое противников с ненавистью смотрели друг на друга.
Барон занес меч.
– Не надо! – выкрикнула Грей, когда смертоносное оружие начало гибельное движение вниз. Слишком поздно.
Закрыв глаза, чтобы не видеть потока отцовской крови, она упала на колени и зарылась лицом в складки платья.
В холле воцарилась тишина, которую минутой позже разорвал гневный возглас Бальмейна.
– Что она здесь делает?
Ответа не последовало. Изрыгая ругательства, он направился к Грей, застывшей на полу. Воины за его спиной бросились к Эдуарду Чарвику.
Гильберт шагал, не сводя глаз с застывшей в горестной позе девушки в бесформенном монашеском одеянии. Он был разгневан до такой степени, что не видел поднявшейся суеты, не слышал взволнованных возгласов. Ярость душила рыцаря, ярость, еще более сильная, чем в тот момент, когда он узнал об обмане, подстроенном дочерью Чарвика.
Если бы не этот дрожащий слабый голос, он бы покончил с Чарвиками навсегда. Отец отдал бы Богу душу, а дочь вернулась бы в аббатство, где и прожила бы остаток своих дней.
Да, он был уверен, что старый барон не станет приносить клятву верности, был даже готов к покушению на свою жизнь. То, что Эдуард Чарвик не отклонился от предвиденного курса событий, позволяло покончить с этим делом подобающим образом… а потом эта девица посягнула на его планы.
Одним своим возгласом она принудила его не проливать крови врага, заставила отвести меч как раз в тот момент, когда клинок уже коснулся шеи старого Чарвика. Жизнь ненавистного врага была спасена. Так что проклятия, которые бормотал Гильберт, относились не только к Чарвикам, но и к нему самому.
Бальмейн вложил меч в ножны, зажал ладонью плечо, пытаясь остановить кровь, и наклонился, чтобы взять девушку за руку. Но не успел он дотронуться до нее, как громадная грязная собака бросилась между ним и Грей. Обнажив клыки, пес грозно рычал. Шерсть на загривке встала дыбом, тяжелая голова угрожающе наклонилась.
Выпрямившись, Гильберт посмотрел на животное. Рука потянулась к рукояти кинжала, висевшего на поясе. Пес зарычал громче, но не сдвинулся с места.
Боковым взглядом Гильберт заметил какое-то движение в толпе окружающих. Один из рыцарей вынул свой кинжал и отвел назад руку с зажатым в ней оружием, готовясь в любую минуту пустить его в ход. Барон Бальмейн встретился с рыцарем взглядом и резко мотнул головой.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98