Воспользовавшись удобным случаем, Джеймс взмахнул мечом и ударил им по незащищенному бедру противника.
Кровь отхлынула от лица Люсьена, но он не подал вида, стойко перенося боль. Не останавливаясь, де Готье продолжал наносить удары, виртуозно владея мечом. Вот он слегка оцарапал подбородок соперника, а вот, на секунду наклонившись, поддел край щита Джеймса и выбил его из рук.
Лишившись щита, лорд почувствовал, что его жизнь висит на волоске, но ничем не выдал своих опасений. Зарычав, он бросился вперед и нанес удар по руке Люсьена. Кровь увлажнила песок, только не ясно чья – ранены были оба.
С каждым удачным ударом неистовство трибун возрастало, люди, забыв обо всем на свете, кричали радостными, возбужденными голосами. От напряжения и страха Александра едва могла дышать. Стиснув зубы, она читала все молитвы, какие только знала. Крупные, горячие слезы застилали глаза, катились по ресницам, щекам, увлажняя ворот платья.
Участники поединка во время боя сместились в сторону и оказались как раз напротив центрального шатра. Увидев это, девушка, нетвердо держась на ногах, сделала шаг назад, а затем кровь отца забрызгала ее и всех, сидящих в первом ряду.
Невидящими глазами Александра смотрела на яркие красные капли, повисшие на лифе, затем закричала:
– Хватит!
Оттолкнув Мелиссу, которая застыла в испуге ошеломленная кровью, Александра метнулась к епископу.
– Вы должны остановить это! – потребовала она, совершенно не обращая внимания на окружающих. – Это не должно продолжаться.
Раздраженный вмешательством глупой девчонки, Арми отмахнулся от нее, как от надоедливой мухи.
– Не загораживай мне картину, детка.
– Картину? – повторила девушка, не веря своим ушам и наивно полагая, что ослышалась. Придя в ярость, Александра совсем загородила ему поле боя, встав прямо перед священником.
– Разве церковь не издала указа о запрещении острого оружия на турнирах? – упрямо потребовала она ответа.
Епископ, раздувая ноздри и не притворяясь больше терпеливым, приказал:
– Избавь меня от своего присутствия. Девушка собиралась стоять до последнего, но Агнесса схватила ее и поволокла к Мелиссе.
– Это мужское дело, – прошептала она, – сядь на место или я прикажу увести тебя отсюда.
– Нет! – тут же выразила протест падчерица. – Это все неправильно. Турнир...
Мачеха, схватив за плечи, встряхнула ее.
– Это уже не турнир, это кровная месть, вендетта, с которой следовало бы покончить давным-давно.
Александра высвободилась из ее цепких рук и отступила назад.
– Не таким путем можно с этим покончить, – решительно произнесла она, – не кровью.
– Нет, кровью, – возразила женщина, – такой кровью, которой будет достаточно, чтобы поставить собаку де Готье к ноге.
Не веря своим ушам, Александра не нашлась, что сказать в ответ. Какая ненависть, какое страшное смертельное отвращение! «Боже мой, хотя мама и говорила, что Англия – ее любимая родина, но она оказалась ничуть не лучше, чем Алжир. Нет, хуже, Это жена Джеймса, но ее не волнует ни рана мужа, ни увечья его врага, а только возможность, как она говорит, поставить собаку де Готье на колени».
Девушка выпрямилась во весь рост.
– Вы жалкое подобие христиан, – произнесла она, зная, что ее громкий голос услышат все присутствующие, однако не понизила его. Повернувшись к епископу, дочь Катарины встретилась с его глазами и отчетливо произнесла: – Как и вы.
Сначала Александра почувствовала хруст костей или плоти, затем ощутила жалящий укол Потрясенная этим, девушка дотронулась до щеки, до того места, где к ней приложилась Агнесса, затем перевела взгляд на ее надменное, презрительное лицо.
Странно, но выражение лица мачехи напомнило ей другую женщину, ту, которая выказала мало эмоций, наблюдая смерть Сабины, ту, чьи глаза бросили ей вызов, выдавая виновность. Кто мог быть доволен и счастлив, если бы дочь Сабины, а не она сама съела отравленный финик?
Александра заморгала, пытаясь убрать лицо женщины, более знакомой, чем Агнесса, стоявшее перед глазами, но оно упрямо не хотело исчезать, возвращая в ужасное прошлое.
Беспокойство девушки переросло в гнев, который она оказалась не в силах сдерживать. Бросившись вперед, она всем телом упала на ту, у которой было лицо Лейлы.
Хотя хриплый, изумленный возглас Агнессы дал понять падчерице, кто перед ней, девушка забыла обо всем, живя одной-единственной мыслью, – перед ней женщина, которая виновна в смерти ее матери. И на этот раз Лейла заплатит за все.
Стул, не выдержав двойного веса, треснул и разломился, и две разъяренные тигрицы оказались на полу. Не обращая внимания на суматоху, царившую вокруг них, Александра схватила Лейлу за белую нежную шею. Под своими ладонями она ощутила ее напряженные мускулы, а под пальцами – удары пульса, который скоро перестанет биться. Однако лицо, в ужасе глядевшее на нее, было вовсе не лицом Лейлы, а лицом ее мачехи, Агнессы. Девушка вернулась в действительность.
Она остановилась, руки ослабили хватку, в следующее мгновение кто-то подхватил ее под руки и поднял. Чувствуя себя очнувшейся от страшного сна, Александра бросила взгляд через плечо и встретилась с глазами Люсьена. Он поднялся на трибуны? А как же его сражение с отцом? Она повернулась к нему, пытаясь разобраться в своих чувствах и поведении в последние несколько минут.
– Я думала... Лейла... – девушка покачала головой, затем прижалась лицом к его груди.
Руки Люсьена обняли ее, и это было единственное чудесное ощущение, которое ей удалось испытать за последние несколько недель.
Будто издалека она слышала голос отца, дикие крики Агнессы, осуждающие слова епископа, ропот толпы, но тем не менее девушка не отпустила Люсьена.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130