— Мы можем помочь детям, — сказала она.
— Я сделаю все, что в моих силах, вы можете на это рассчитывать. А эти синяки на руках миссис Эмерсон. Вы видели их? Боже всевышний, хотел бы я поставить несколько синяков ее мужу, пусть он знает, как я отношусь к мужчинам, которые способны поднять руку на женщину.
Но вдруг что-то из того, что сказала Люсинда, заставило его остановиться:
— Что вы имеете в виду: «Мы можем помочь детям?» Она нуждается в помощи ничуть не меньше их. Даже больше, особенно в ее положении.
— В том-то все и дело, Прескотт. Ее положение гораздо хуже, чем выглядит на первый взгляд.
— Хуже?
— Да, она умирает.
Прескотт потянул за поводья, и лошадь остановилась, как вкопанная.
— Она сказала вам это?
— Нет, она не говорила о том, что умирает. Но как сказал ей доктор Гудэйкер, ее положение никогда не улучшится. Никогда не улучшится и положение ее еще не родившегося ребенка.
— А что с ней такое?
Люсинда мгновение колебалась, не зная, как лучше выразиться. В конце концов она решила сказать напрямую. Во всяком случае, Прескотт — мужчина, и он не осудит ее прямоту.
— Она больна сифилисом.
— Что??
— Эмерсон, ее муж, заразил ее этой болезнью.
— Боже всевышний!
— И, конечно же, младенец болен тоже.
Ощутив неприятное чувство в животе, Прескотт тронул лошадь с места, и она снова двинулась вперед.
— Неужели доктор не может ничего сделать для нее, дать ей какое-нибудь лекарство против этой болезни.
— Я не знаю, Прескотт. Я не доктор. По-моему, при лечении подобных заболеваний используют смеси мышьяка и свинца. Но мышьяк и свинец — очень опасные элементы даже в минимальных дозах.
— Но эта чертова болезнь не менее опасна! Извините за выражение.
— Ничего страшного. Ваша злость вполне понятна. Будь я мужчиной, как вы, возможно, отреагировала подобным же образом.
«Спасибо, Господи, что она все-таки не мужчина», — подумал Прескотт и крепче обхватил Люсинду за талию.
— Однако я разозлилась ничуть не меньше вас, когда она сказала мне об этом.
— Так значит нет совсем никакого средства от э-э, от того, чем она болеет?
— Не знаю. Но я уверена, что если бы существовало что-то, что могло ей помочь, доктор Гудэйкер испробовал бы его уже давным-давно. На этого врача можно положиться. Он живет здесь с тех пор, как я была еще ребенком. Все в деревне доверяют ему. Грустная сторона всего дела заключается в том, что миссис Эмерсон не к кому обратиться за помощью в такое трудное для нее время, как сейчас. Ее родители отреклись от нее, когда она вышла замуж за Эмерсона пять лет тому назад.
Без надежды на выздоровление, без семьи, которая могла бы прийти на помощь в трудную минуту и, как по всему видно, в совершенно безвыходном положении. Прескотт думал, что он был в трудной ситуации, но его неприятности не шли ни в какое сравнение с проблемами бедной миссис Эмерсон.
И в такой ситуации он не мог оставить ее в беде. Он должен был что-то сделать.
— Тогда я просто напишу ее родне и расскажу им, что происходит, верно? Если у них осталась еще хоть капля совести, они приедут и заберут ее и девочек из этой жалкой лачуги, в которой они сейчас живут.
— Письма не помогут.
— Почему? Ведь ее родители умеют читать, не так ли?
— Из ее семьи никого не осталось в живых.
— Никого?
— Да. За исключением ее трех дочерей и той жалкой пародии на мужа. Она совершенно одна.
— Но это ненадолго. Как только я найду Эмерсона и разберусь с ним, я переведу ее и детей к себе в замок. Знает Бог, мы не испытываем недостатка в комнатах. В замке хватит места для всех.
— Прескотт, я знаю: вы хотите, как лучше, но вы не можете это сделать.
— Посмотрите. Все в здешних местах постоянно напоминают мне, что я новый граф. Теперь пришло время действовать в соответствии с моим титулом. Использовать свою власть и делать то, что я считаю нужным. И перво-наперво я считаю нужным оказать помощь миссис Эмерсон.
— Хорошо, помогайте ей, но не уязвляйте ее гордость, у бедной женщины и так уже от нее мало что осталось.
«Гордость, — подумал Прескотт. — Единственная вещь, стоящая между решением молодой женщины умирать в маленькой грязной лачуге или провести остаток своих дней без проблем, в комфорте и заботе».
Люди, конечно же, могут быть так щепетильны, когда такая пустяковая вещь как гордость поставлена на карту. Но это не должно быть для него большой неожиданностью. Гордость нанесла тяжелый удар по его семье, особенно по его отцу с матерью. Они стали ее жертвой и в конечном счете остались лишь с болью в сердце и одиночеством. А их два взрослых сына, хотя и были похожи как две капли воды, долго оставались друг для друга незнакомцами.
— Хорошо, — сказал он. — Если она не захочет переехать жить в замок, я не стану принуждать ее. Но все равно не брошу их в беде, это было бы несправедливо. Эта семья нуждается в помощи, и я окажу им помощь. Я сделаю все, что потребуется.
— Только пообещайте мне, что вы не будете бросаться в крайности.
— Еда, одежда, лекарства не являются крайностями в какой бы то ни было ситуации, Люсинда. Это только то, что необходимо. Однако, как мне добраться отсюда до Сент Кеверна? Мне надо найти Эмерсона до темноты.
— К чему такая спешка?
— Я, возможно, еще найду дорогу домой, пока светло, но в темноте я скорее всего закончу тем, что заблужусь опять, — он усмехнулся. — Если, конечно, вы не согласитесь сопровождать меня.
Глава 7
Уже последние лучи солнечного света начали угасать на западе, когда Прескотт и Люсинда въехали в пределы города. Центральный город графства Трефаро, Сент Кеверн, бывший только немногим больше деревни, находившейся между ним и Рейвенс Лэйер, располагал зато такими предметами роскоши, как газовое освещение и мощеные булыжником улицы.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97