— Я люблю брата.— В этом нет сомнения. Но то, что вы делаете, больше, чем любовь. Вы заживо хороните себя.— Вы ничего не знаете об этом! — пылко возразила Миллисент. — Кто-то должен нести свой крест и принять ответственность за других. Я люблю свою семью, и нет ничего на свете, чего бы я не сделала для них. Для Алана.— Извините, но вы запутали меня. О чем мы говорим: об обязанностях или о любви?— И о том, и о другом! Человек живет на земле не только ради удовольствий, ради того, чтобы делать все, что ему захочется, где ему захочется и когда. Наша цель — понять, что правильно в этой жизни и поступать именно так. И не имеет значения, приятно это или нет, трудно или легко. Во всем должен быть порядок. Существуют же общие правила поведения независимо от того, во что вы верите. У людей есть обязанности и чувство ответственности. Я отвечаю за своего брата. Кем же я буду, если просто отодвину его в сторону и убегу развлекаться?— Никто вам не предлагает быть эгоистичным, беззаботным чудовищем. Но почему вы считаете, что не бывает обязанностей перед собой, ответственности за свою собственную жизнь?— Неужели вы действительно думаете, что я могла бы выйти замуж и оставить Алана?— Нет, думаю, что не смогли бы. Вы слишком добры, хотя и пытаетесь скрыть это от всего мира, показывая только шипы и колючки. Но факт остается фактом: вы с братом — очень обделенные люди. У вас, Миллисент, есть прислуга, садовник, но вы считаете себя обязанной самой заботиться о своем брате. А ведь можно оставлять кого-то присматривать за ним…— Для того, чтобы готовить и стирать ему — конечно. Джонни помогает Алану садиться в кресло, а из него — обратно в кровать. Но это совсем не то, что значит «заботиться». Этого будет недостаточно человеку, нуждающемуся в понимании, сострадании, любви. Кто будет болтать с Аланом и рассказывать последние городские новости? Играть в шахматы, смеяться и вспоминать прошлые времена, когда мы были детьми? Держать за руку, когда он почувствует себя одиноко или помрачнеет от непрошенных мыслей. Или сидеть у его кровати и волноваться, когда он лежит в лихорадке? Алан не может купить любовь. Только я могу дать ему это.— Только вы? Другой женщины в городе не найдется? Разве больше не существует женщин с добрым сердцем и любящей душой? Разве не найдется женщины, для которой он стал бы любимым мужчиной, а не просто младшим братом?— Джонатан Лоуренс! — Милли от удивления открыла рот. — Вы что, предлагаете Алану жениться?— Все может статься. Разве ваш брат не способен полюбить?— Конечно, нет! Он прекрасный человек, добрый и смелый. Никогда ни на что не жалуется. Но… но он — инвалид.— Вы имеете в виду, что он не способен…— Пожалуйста, мистер Лоуренс! — Милли вся пылала. — Вряд ли это подходящий вопрос для нашего с вами обсуждения.— Вы правы. Это личное дело вашего брата. Но уверяю вас, существуют женщины, которые были счастливы любить мужчину и не деля с ним постель.— Достаточно! Вы слишком… вульгарны!Джонатан пожал плечами:— Меня и раньше в этом упрекали. Предпочитаю думать, что я просто трезвый реалист.Миллисент не могла даже вообразить, что когда-нибудь будет так думать о брате. Подобные темы не должна обсуждать истинная леди.— Алан — инвалид, — мрачно повторила она. — Когда случилось несчастье, он был почти ребенком, ему было четырнадцать. Он не знает других женщин, кроме тетушек и кузин. Почти все свое время он проводит дома и никогда никуда не выезжает. Он стал очень застенчивым и необщительным. Среди незнакомых людей он теряется, особенно среди женщин. У него нет шансов жениться.— Тогда нужно честно сказать, что вы вдвоем похоронены в одной могиле.Милли резко вскочила.— Вы самый грубый, самый безжалостный человек из всех, кого я встречала.— Вы уже говорили мне это!— Да, и очевидно, вас это не трогает. Позвольте уверить вас, мистер Лоуренс, что не нужно меня жалеть. Я вполне счастлива. И моя жизнь не принесена в жертву. У меня много самых разных развлечений.— Например?— Например, — она запнулась, ее мозг лихорадочно работал, но в первую минуту ей ничего не удавалось вспомнить. — … например. Клуб садоводов! И моя работа в церкви. Я — ответственная за организацию праздника, придуманного Женским Миссионерским обществом, и я… — Она замолчала, пораженная, увидев, что этот несносный мужчина, почти не стесняясь, смеется.— Уверяю вас, что моя жизнь полноценна! В ней есть определенный порядок, обязанности и… и соблюдение приличий!— Скажите еще что-нибудь, мисс Хэйз! — его тон был откровенно насмешливым. Он медленно подался чуть вперед; руки упирались в бока, а глаза неотрывно смотрели в ее глаза. Он быстро спросил:— Вы когда-нибудь за свою жизнь делали что-то просто так, не задумываясь? Пусть даже совершенно невероятное, дикое?— Надеюсь, что нет, — ответила Миллисент, но голос ее дрожал. В пылу спора она совершенно забыла, в каком виде стоит перед Джонатаном, но в эту секунду, когда он вот так смотрел на нее, Милли вдруг вспомнила, что на ней нет ничего, кроме легкой летней ночной рубашки. От прикосновения ткани грудь вдруг стала твердой и упругой; Милли почувствовала, как материя ласкает ее бедра. Кожа стала горячей, кровь прилила к лицу; а гнев исчез, оставив после себя только жар во всем теле.— Неужели вы никогда не делали чего-то безо всяких причин, просто потому, что так захотелось? — Джонатан стоял сейчас на той же ступеньке, что и девушка, а шепот его стал довольно громким. Она поднялась на ступеньку выше, и теперь их лица были почти на одном уровне. Милли смотрела в его глаза, темные и пристальные, в эту минуту она и в самом деле не видела ничего, кроме этих глаз.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117