Ее сердце замирало, но она, перешагнув порог, поздоровалась с ним, как можно более спокойно.
— Привет, Марк! Здравствуйте, сержант Джексон.
— Я… Я не думал, что ты вернешься, — охрипшим от волнения голосом ответил Марк.
«Похоже, он обрадован», — заметила Энэлайз, и это вселило в нее некоторую надежду, но тут Марк опомнился.
— Не понимаю, зачем ты пришла. Может быть тебе нравится, когда тебя прогоняют?
— Тебе представится возможность еще много узнать о том, что мне нравится, — не поддалась Энэлайз и ответила веселым тоном. — Даже не знаю, как ты во всем разберешься. Ведь сейчас ты совсем ни о чем не думаешь, кроме алкоголя, — съехидничала она, все же не удержавшись.
Марк никак не отреагировал на ее реплику. Он продолжал молчать. Энэлайз, все еще стоявшая у двери, прошла и села в кресло, стоявшее напротив дивана, на котором сидел Марк. Старательно расправив свои юбки, чтобы оттянуть момент продолжения разговора, она, чувствуя как тишина в комнате становится все более напряженной, улыбнувшись, храбро продолжила:
— Ты обрадовался, что я пришла?
Марк не отвечал.
— Ах да, я совсем забыла, что в этом доме редко отвечают искренне.
— Какого черта ты пришла? Что тебе нужно? — грубо закричал Марк.
— Я пришла сообщить тебе, что через два дня мы вместе отъезжаем в Новый Орлеан. Сержант Джексон, вы можете начинать упаковывать вещи полковника и свои тоже, если вы решите ехать с нами.
— В Новый Орлеан?! — сверкнул глазами Марк. — Ты что с ума сошла. Я никуда не поеду!
— Мой дорогой, я — твоя жена, и твой отец согласился, что жить тебе надо со мной, а не в его доме.
— Я никуда не поеду!
— Ты ничего не понял, милый. У тебя нет выбора. Просто двое сильных слуг придут и вынесут тебя отсюда. Что ты сможешь сделать? Драться с ними или, может быть, убежать? — язвительно спросила Энэлайз.
Бледное лицо Марка покраснело, и он набросился на нее:
— Думай, что ты говоришь!
— Я и так все обдумала. — Теперь Энэлайз полностью взяла себя в руки и говорила спокойно, но с легкой иронией в голосе. — Я все обдумала и хочу вернуть тебя к нормальной жизни и сделаю это. Я не знаю, понимаешь ли ты, что сделал с собой? В этом доме все настолько трусливы, что не решаются сопротивляться тебе, а тем более говорить тебе правду. Но я не из робких, и ты это прекрасно знаешь. Ты действительно искалечен, но ты можешь вылечиться, но не хочешь этого. А вот почему, это еще вопрос. Возможно, тебе понравилось жалеть себя и валяться в своей комнате как улитка в своей раковине. Возможно, ты просто трусишь или делаешь это из упрямства. Во всяком случае, ты не хочешь сам себе помочь и тебя устраивает постоянная пьянка. В результате ты уже превратился в слабовольного алкоголика и в этом доме справиться с тобой уже никто не может, — закончила она уже презрительно.
Помолчав немного, Энэлайз добавила:
— Марк, ведь у тебя был такой сильный характер.
Муж ненавидяще посмотрел на нее, но не обращая внимания на эти испепеляющие взгляды, Энэлайз продолжала:
— Я хочу спасти твою душу и покончить с пьянством раз и навсегда.
Сержант Джексон даже поперхнулся, — ну и язычок у этой женщины? — И как только полковник управлялся с ней?
Джексон и не подозревал, чего стоило Энэлайз сохранять спокойствие, когда она вся сжималась от страха, но твердо вела свою линию, понимая, что как бы ни оскорблял ее Марк, она должна выдержать все — ради его блага.
«Ничего, через два дня, как только они отплывут, его страсти поутихнут», — подумала Энэлайз.
— И как же ты собираешься меня спасать? — издевательски передразнил ее Марк.
— Во-первых, ты не получишь больше виски. Мы отплываем через два дня и больше никто не принесет его тебе. А когда прибудем в Новый Орлеан, каждый слуга, снабдивший тебя виски, будет немедленно уволен. То же относится и к сержанту Джексону. Если он не пожелает расстаться с тобой, то будет выполнять мои, а не твои, приказы.
— Это я плачу Джексону, а не ты! — зарычал Марк.
— О, это не проблема. Если потребуется, то я легко докажу в суде, что ты не в состоянии распоряжаться своими деньгами, потому что ты инвалид, но, главное — пьяница. Таким образом, я получу право распоряжаться твоей военной пенсией, и если сержант Джексон не захочет поддержать меня, то я его не задерживаю.
Марк забушевал, ругаясь последними словами, но тут сержант Джексон, до этого только наблюдавший за сражением супругов, вмешался в разговор:
— Не надо, сэр, она права. Я уже давно видел, что вы губите себя спиртным, но я не мог вас остановить. И, если миссис Шэффер собирается прекратить ваши пьянки, то я буду на ее стороне.
— Шли бы вы оба к черту! Проклятье! Я сам себе достану выпить! — прокричал Марк.
Энэлайз в ответ на это только улыбнулась и сказала:
— Достанешь не раньше, чем сможешь выходить из дома до магазина, а для этого будешь лечиться.
Марк побледнел от этих слов. Он откинулся назад и закрыл глаза. Тихим голосом он произнес:
— Боже! Какая же ты оказалась стервозная баба! Пожалуйста, уйди отсюда, оставь меня в покое, Энэлайз.
У Энэлайз защемило сердце: «Неужели она проиграла? Может быть, не стоило себя так с ним вести? Боже! Она перегнула палку и разрушила свои планы!»
— Марк, — вновь обратилась она к нему. — Доктор сказал, что есть надежда на твое выздоровление, что твои ноги можно разработать. Ты будешь ходить, если захочешь. В Новом Орлеане я покажу тебя тетушке Монике — это знаменитая знахарка. Она поможет тебе, и ты будешь ходить, и рука начнет действовать.
— Нет, всякие ведьмы не помогут мне обрести здоровье, — неожиданно с болью в голосе сказал Марк. — Твой немец-доктор сказал, что раз я не чувствую ничего, когда он иголкой колет ноги и руку, то мне мало, что поможет.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101