И как-то само собой вышло так, что Томми, на одном дыхании миновав дом Слейтера, помчался дальше по аллее.
Томми помнил, что Слейтер стоял прямо у него за спиной, держал под локоть и помогал подняться в экипаж. Маркиз решил, что Томми намного пьянее, чем это было на самом деле. Но с той самой ночи, когда его ранили, Томми не брал в рот ни капли спиртного. Он тайком совал официанту гинею и шепотом просил подавать ему воду — самую обычную воду, но в таких же точно бокалах, из каких остальные пили джин. А для большего правдоподобия Томми велел добавлять туда апельсиновый сок.
Итак, он не был пьян так, как мог бы предположить Слейтер. И только поэтому — Томми осознал это, холодея от ужаса, — он остался жив в эту ночь.
Он совсем растерялся: куда же пойти? Он не может спрятаться дома и не может спрятаться у Слейтера. Но и торчать всю ночь на перекрестке, как столб, он тоже не мог. Он начал прикидывать про себя, кто из его друзей живет поблизости, и вдруг увидел карету. Его собственную карету, с Питерсом на козлах. На глазах у Томми Слейтер выскочил из кареты, взбежал к себе на крыльцо и стал барабанить в дверь.
Только теперь до Томми дошло, насколько безнадежно он оглох. Он не слышал стука. Он стоял всего в каких-то ста футах от дома, он мог разглядеть испуганную физиономию своего кучера — и не слышал, как Слейтер барабанит в дверь!
Дверь распахнулась. Появилась хозяйка Слейтера в шали и ночном чепце. Судя по тому, как быстро двигались ее губы, она обругала высокородного маркиза безо всякого почтения.
Но Томми ее тоже не слышал.
Насколько можно было судить, она сообщила маркизу, что его никто не спрашивал. После чего Слейтер спустился с крыльца и вернулся в карету.
Томми, не в силах больше скрываться в темноте, чуть не ринулся следом. Было так просто и естественно окликнуть Питерса и присоединиться к своему старому другу. Потому что Слейтер был его другом, его лучшим другом! Черт побери, он скоро женится на его родной сестре! С какой стати Слейтеру его убивать? Ведь это Слейтер спас его там, в Оксфорде, не позволил истечь кровью и умереть! Нужно быть полным идиотом, чтобы вообразить, будто Слейтер желает Томми зла.
Но в последнюю минуту что-то заставило Томми вернуться в темноту аллеи. Его карета проехала мимо, в сторону той части города, где полным ходом шла шумная ночная жизнь. Он позволил им уехать, и шум крови, стучавшей в ушах, сложился в обидные слова: «Идиот! Идиот! Идиот!»
Он прекрасно помнил, с какой физиономией Брейден Грэнвилл выслушал в то утро подробности его знакомства с Герцогом. А ведь Герцог уже пытался застрелить его один раз и вряд ли передумает, если снова получит такую возможность. Но сегодня его не было в этой толпе. Томми распознал бы его в два счета. Эту ужасную жирную тушу не скроет никакой маскарад.
Нет, это не Герцог нажал сегодня на курок. Но за выстрелом наверняка скрывалась его злая воля. Герцог приказал кому-то из своих подручных застрелить графа Бартлетта.
А Слейтер стоял у него за спиной у подножки кареты. Прямо у него за спиной…
Нет. Этого не может быть. Только не Слейтер. Слейтер не стал бы в него стрелять.
Или стал бы?
Впрочем, не важно. Сейчас не так уж важно, кто стрелял. Самое главное, что Томми выжил. И он хочет жить дальше. Но вернуться домой он не может. Так же как не может провести всю ночь на улице. До ранения ему все было нипочем, но сейчас у него слишком мало сил.
Денег у него не было. Он все спустил в игорном доме и еще остался должен. Ему не на что даже снять койку на ночь. Что же теперь делать? И к кому идти?
И неожиданно он сообразил, кто способен ему помочь. В этом городе был только один человек, о котором Томми мог с уверенностью сказать, что он не подручный Герцога. Только этому человеку Томми верил.
И вот теперь он скорчился возле дома Брейдена Грэнвилла, спрятавшись в тени роскошного парадного, и обнял себя за плечи, хотя на улице было тепло. Томми был в шоковом состоянии. Его сотрясал нервный озноб, зубы стучали, а по спине полз холодный липкий пот. Томми начал молиться о том, чтобы Брейден Грэнвилл явился домой поскорее.
Наверное, от усталости он впал в забытье, потому что не заметил, как рядом с ним остановилась карета и в глаза ударил яркий свет. Оказывается, это распахнулась парадная дверь.
Томми окликнул Грэнвилла по имени — по крайней мере он надеялся, что окликнул, ведь глухота еще не прошла. И медленно выступил из темноты под лестницей. У крыльца стоял фаэтон, запряженный парой великолепных гнедых жеребцов. Арабские скакуны нервно били копытами и косились на странного чужака.
А потом показался сам мистер Грэнвилл.
Он удивленно посмотрел на Томми, но не узнал его. А потом свет, падавший из двери, помог ему разглядеть графа, с трудом доковылявшего из своего укрытия до парадного крыльца. Его вид и неожиданное появление потрясли Грэфилла.
Он что-то сказал. Но Томми его не слышал. Он видел, как шевелятся его губы, но не различил ни звука.
А потом — Томми и сам не мог сказать, как это произошло, — вдруг оказалось, что он падает на землю, и сильные руки подхватывают его, не позволяя свалиться в грязь. Томми хотел рассказать, что с ним приключилось, вот только трудно было судить о том, достаточно ли громок его голос — ведь себя он тоже не слышал.
Но он был уверен, что плакал в эти минуты, потому что почувствовал влагу у себя на щеках и с горечью подумал о том, как неуместны эти слезы. Ведь как-никак он граф, хотя и очень юный. А графам не полагается реветь в присутствии других мужчин, особенно таких, как Брейден Грэнвилл.
А потом все провалилось в черную бездну, и последнее, что запомнил граф Бартлетт, был Брейден Грэнвилл, подхвативший Томми на руки, и его губы, двигавшиеся без единого звука, и лицо, теперь выражавшее не удивление, а сочувствие и тревогу.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121