Катберт наотрез отказывается зайти в часовню, когда там столько твоих воинов, боится оставаться с ними один.
Майда вышла из спальни и тихо заговорила с Аделиной. Симон напрягал слух — Кардок развлекал его жалобами на то, что бренди в кладовых маловато, а зима длинная.
Аделина коснулась руки Симона.
— Майда приготовила ванну и предлагает мне помыться. Я пойду и соберу вещи, когда закончу.
— Я буду здесь, — сказал Симон, — смотри, осторожно.
— Ванна не так глубока, чтобы в ней утонуть. Сейчас он не мог шутить.
— Будь осторожна, отвечая на вопросы. Улыбка ее осталась такой же ясной.
— Конечно.
Она держалась лучше, чем он. Любой заинтересованный человек за столом Кардока мог бы заметить его нервозность. Кардок протянул новую чашу Симону. Не трудно было притвориться, что пьешь от души. Стоило сфальшивить, и Кардок счел бы себя оскорбленным.
— Я бы хотел попросить тебя о помощи, — сказал Симон.
— А, — пробормотал Кардок, — Аделина говорила, что помощь может тебе понадобиться.
За пиршественными столами стоял шум, так что можно было не опасаться, что разговор будет подслушан.
— Помощь понадобится Аделине, и очень скоро.
— Что ты натворил?
Глаза старого разбойника смотрели с хитрым прищуром. Симон хотел было придумать что-нибудь, но решил, что Кардок все равно узнает правду, и пошел на риск. Симон кивнул в сторону дальнего темного угла зала. Кардок взял свою чашу и пошел в указанном направлении. Симон следом.
— Отец Амвросий мертв, — сказал Симон. — Я его убил.
Кардок ошалело заморгал.
— Зачем?
— Он пытался убить твою дочь.
Чаша выскользнула из рук старого вождя. Симон успел ее подхватить.
— У меня нет времени все тебе объяснять, скажу лишь, что Амвросий был связан с Лонгчемпом, и Аделина все еще в опасности. Она стала мишенью, вернувшись домой, а ее брак со мной лишь удвоил опасность. Мне надо, чтобы ты завтра увез ее отсюда. Тайно. Отвези ее сперва к свой родне, а спустя две недели отправь к Маршаллу в Стриквил. Ты сделаешь это? Увезешь ее отсюда сейчас или утром?
Кардок сжимал чашу побелевшими пальцами.
— Да, я сделаю это. Не сейчас, но когда смогу. Было бы немыслимо ударить отца своей жены в его собственном доме после того, как он угостил зятя.
— Тогда завтра, — повторил Симон. — Ты должен увезти ее завтра.
— Отправь ко мне ее завтра, и она поживет здесь до тех пор, пока я не смогу ее вывезти.
— Я оставлю ее здесь сегодня, если это поможет вывезти ее из долины пораньше.
— Нет, не сегодня, возьми ее с собой в форт. Симон принял чашу из рук Кардока и поставил на пол, на камышовую циновку.
— Послушай, Кардок, она должна уехать завтра. Непременно. Если ты не можешь этого сделать, скажи, как вывезти ее из долины секретным путем. Все дороги, ведущие от ущелья, просматриваются. Если ты укажешь мне иной путь, я поклянусь спасением своей души в том, что никогда не открою тот путь никому и никогда больше им не воспользуюсь.
Кардок покачал головой:
— Ты утомил меня своими разговорами о секретном пути. Я не Мерлин, Тэлброк. Твои часовые лентяи! Я проезжаю у них под самым носом, а они меня не видят. Я-то тут при чем?
Симон положил руку на плечо Кардока. Этот жест мог бы показаться тем, кто наблюдал за ними, не слыша самого разговора, дружеским или родственным.
— Я бы раздавил тебя, кабы знал, что таким способом могу добиться, чтобы Аделина исчезла из долины до того, как сюда придет Лонгчемп. Если случится так, что из-за твоего безразличия она пострадает, я вернусь и отправлю тебя в ад, который давно по тебе плачет.
Из спальни доносились женские голоса и плеск воды. Пенрик и Гован выскочили оттуда и со смехом побежали к огню.
— В ад так в ад, но жизнью своих сыновей я рисковать не стану.
— Им ничто не угрожает. Это твоя дочь в опасности. Она могла бы погибнуть…
— Аделина не глупа. Она выживет, если суждено выжить хоть кому-то из нас. Мои сыновья еще молоды. Я должен сначала позаботиться о них, а об Аделине я буду думать только тогда, когда буду знать, что моим мальчикам ничто не грозит.
Симон поднял чашу и вложил ее в руку Кардоку.
— Мы все делаем то, что должны делать, — сказал он. — Ради себя самого, не подведи ее завтра.
Кардок озадаченно прищурился.
— Говорили, ты был вне себя от гнева, когда убил первого священника, а сегодня отправил на тот свет второго. И все же ты здесь, угрожаешь мне в моем собственном доме. Ты знаешь, что мне стоит рукой пошевелить, и мои люди перережут тебе глотку, и все же рука твоя не дрожит. — Он взял чашу из рук Симона и глотнул бренди. — Только исчадие ада или великий воин мог бы сохранять такое хладнокровие, Симон Тэлброк. — Кардок посмотрел на свое могучее кресло и двух мальчишек, взобравшихся на него. — Соблюдай наш уговор. Я поклялся, и я его соблюдаю. Если и ты останешься верным своему слову, я сделаю для вас с Аделиной все, что могу. — Он махнул рукой — то ли в знак примирения, то ли прощания. И пошел к своему месту во главе стола, к своим сыновьям.
Симон отвернулся. Петронилла стояла в дверях и звала Хауэлла. Симон прошел мимо нее в спальню. Аделина затягивала узлы на седельных сумках. На ней была одежда, которой он прежде не видел: туника из тонкой шерсти и бархатное верхнее платье — и то и другое цветов солнца. Она переплела косы, украсив их шнурами из шелка того же темно-розового цвета, что и ее туника. Бедра ее опоясывала серебряная цепь с продетым сквозь звенья темно-красным плетеным шнуром. Плащ ее сушился на распорках на стене, а вместо него на плечи она набросила багряную накидку, отороченную серебристым шелковым позументом. И поверх всего этого красно-серебряного великолепия сияли ее волосы, манили притронуться к ним.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84