– Я тоже не хотела рассказывать о своей матери вчера на утесе. Но раз ты спросил, я ответила со всей прямотой, хотя мне было стыдно говорить о ее образе жизни. Однако я не жалею, что откровенно рассказала тебе о ней. И если мы друзья, ты тоже должен быть откровенен со мной. Грехи твоего отца не могут быть хуже грехов моей матери, не так ли?
– Согласен. Поскольку ты использовала такие убедительные аргументы, я не могу отказать в твоей просьбе. После смерти моей матери отец предпочел не возвращаться в свое поместье в Оксфорде. Он заявил, что с этим местом связано слишком много неприятных воспоминаний.
– Давно умерла твоя мать? Я не помню, что когда-либо видела ее.
– Она умерла в тот день, когда я родился, – ответил Фредерик мрачным голосом. – У нее были очень тяжелые роды.
– Я не знала этого. Извини.
– Не стоит извиняться. Это было очень давно, хотя мой отец до сих пор не оправился после этого.
– Полагаю, он очень любил ее.
– Да. И видимо, поэтому после смерти моего брата отец отправил меня к ее родителям на воспитание.
– А разве старшие сестры не могли позаботиться о тебе?
– Конечно, могли бы. У меня было пять старших сестер и незамужняя тетка. Просто мой отец не хотел видеть меня. Мое присутствие постоянно напоминало ему о моей матери и о его потере. Пока Чарлз был жив, отец еще как-то терпел меня. Но когда Чарлз умер и я стал наследником, он не мог примириться с моим присутствием.
– А… а твои дед и бабушка были добры к тебе? – спросила Элинор нерешительно.
– Достаточно добры. Мой дед был управляющим в ирландском поместье отца и считал, что для меня будет полезным изучение основ управления большим хозяйством. Моё пребывание там придавало моим деду и бабушке определенный статус, поскольку их внук являлся как бы владельцем поместья. Они не любили моего отца за то, что он увез их дочь, и воспитывали меня не как англичанина, а как ирландца. Я не посещал Итонский колледж. Ты знала это?
– Нет, не знала.
– Да, я обучался у монахинь в Клифтоне. Удивительно, что я еще мог потом поступить в Кембридж. Я не был уверен, что отец выделит деньги на мое дальнейшее обучение.
– Прости, Фредерик. Я не хотела совать нос так глубоко в твои личные дела.
– Ну, теперь ты знаешь всю правду. Мой отец оказал тебе плохую услугу, когда подписал этот брачный контракт.
– Многие сочли бы тебя слишком молодым для женитьбы. Для женщины моего возраста вступление в брак – вполне нормальное явление. Но не для мужчины двадцати трех лет.
– Я единственный наследник моего отца. У меня нет ни кузенов, ни дядей, чтобы наследовать его баронство. И я должен, в свою очередь, произвести на свет наследника. Отец боится, что, если спешно не женит меня надлежащим образом, его титул в конечном счете пропадет. Несмотря на свои недобрые чувства ко мне, он не хочет, чтобы это произошло.
– И ты готов поддержать его в этом стремлении?
– Да, готов, – согласился Фредерик.
– Я не могу понять, почему в романах и поэмах любовь всегда идеализируется. По-моему, в действительности любовь приносит только горе. Примером тому являются оба наших отца, не так ли? Мой отец страдает из-за жены, которая никогда не отвечала ему взаимностью. В Эссексе все знают это.
– И потому ты не позволяешь себе влюбиться в кого-то, Элинор?
– Как я могу? И как можешь ты позволить себе такое?
Он немного помолчал, прежде чем ответить:
– Разве могу я держать тебя в своих объятиях, не испытывая любви?
Когда смысл его слов дошел до Элинор, сердце ее неистово забилось. Ей очень хотелось верить в то, что он подразумевал. Отчаянно хотелось, но она не смела.
Фредерик кашлянул.
– И что теперь мы будем делать, моя милая? Впереди еще целая ночь.
Она повернулась к нему лицом и, положив ладони на его грудь, прижалась губами к его губам.
– Вот что, – сказала она. – И это. – Подражая тому, что он делал с ней до этого, она переместила свои губы на его шею, вдыхая свежий аромат мужского тела. Его кожа ощущалась горячей и слегка солоноватой под ее губами. Именно об этом моменте она мечтала все эти годы.
Фредерик застонал над ее ухом, изо всех сил стараясь сдерживать свою страсть. Черт побери, она таким образом доведет его до сердечного припадка.
– Ты играешь с огнем, Элинор. Нельзя начинать делать что-то, не думая о последствиях. – Он резким движением снял шейный платок и начал расстегивать верхние пуговицы рубашки. Как он и ожидал, ее губы двинулись с поцелуями вслед за его пальцами вниз, к ложбинке у основания горла и к груди.
– Ты очень способная ученица, – пробормотал он, откидывая волосы Элинор с ее раскрасневшихся щек. – Я так и думал.
Она перестала целовать его нежными влажными губами и, подняв голову, с любопытством посмотрела на него своими округлившимися синими глазами.
– Вот как? А что еще ты думал обо мне?
– О, ты не представляешь, как далеко простиралось мое воображение. – Он протянул руку к блестящим пуговкам ее мантильи и начал расстегивать их одну за другой, пока та не раскрылась. Элинор вытащила руки из рукавов, позволив одежде упасть на пол. Ее полные груди вздымались и опускались при каждом вдохе и выдохе. Теперь только тонкое муслиновое платье скрывало ее изящную фигуру, и Фредерику чертовски хотелось видеть ее совершенно обнаженной.
Казалось, разум покинул его и возобладал только инстинкт, когда он подхватил Элинор на руки и понес к постели, где осторожно уложил на покрывало. Ее густые темные волосы разметались по подушке, вызывая у него желание погрузить в них свои пальцы, когда он лег рядом с ней и снова прильнул губами к ее губам.
Фредерик начал стягивать рукава ее платья, обнажая округлые нежные плечи.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81