В то утро, когда они должны были покинуть Питсбург, Уитни появилась одетой для путешествия — в кожаные штаны и в башмаках. Окинув ее с головы до ног недовольным взглядом, Гарнер потребовал, чтобы она надела платье, в противном случае угрожал загнать в гостиницу и лично одеть ее. Уитни вспылила и умчалась наверх, где стала со злостью натягивать поверх штанов юбку. Это дурной знак, возмущенно думала она, он явно настроен заставить ее вести себя как замужняя леди. А она вовсе не леди! Она торговка, винокур и Дэниелс… и придется ему к этому привыкнуть. В конце концов, это ему пришла в голову идиотская мысль тащить ее за собой в Бостон.Они пошли в конюшню за лошадьми, и у дверей их встретил вновь округлившийся Бенсон со своим заржавленным мушкетом на плече, который заглядывал в лицо майора преданным собачьим взглядом. Он объяснил, что лейтенант уже снабдил его нужными бумагами, так как считает, что он не перенесет поход в Мэриленд… и теперь он хочет узнать, нужны ли майору его «джентльменские услуги».Гарнер содрогнулся и в отчаянии прикрыл глаза.— За что мне эти мучения, братец Доброхот?Когда он открыл их, Бенсон все еще озадаченно чесал голову, пытаясь вспомнить, слышал ли он когда-нибудь о парне с таким странным именем.Гарнер помрачнел и ткнул пальцем в одну из навьюченных лошадей:— Залезайте!Их путешествие сопровождалось огромными трудностями. Сначала Гарнер пытался устроить свою маленькую группу на ночлег в сараи, но их хозяева, упрямые и недоверчивые горные фермеры, подозрительно взглянув на его потрепанный военный мундир, наотрез отказывались иметь с ним дело, несмотря на деньги, которые он им предлагал. Со смесью сочувствия и злорадства Уитни видела, что при каждом отказе он едва сдерживает ярость. Ей ничего не стоило договориться с людьми, но Гарнер выходил из себя, прогонял ее и самым решительным образом запрещал ей торговаться. В результате им пришлось провести две ночи под проливным дождем, которые так часто обрушиваются на горы в ноябре, и только тогда Гарнер уступил и разрешил Бенсону выторговать у фермеров охапку сена и сухой сарай для ночлега.Отношения между Уитни и ее мужем были натянутыми, и по мере приближения к Бостону Гарнер все больше прибавлял шагу. Уитни сделала вывод, что ему не терпится поскорее встретиться со своей аристократической семьей. На самом деле только решение подавить в себе страстное влечение к Уитни с ее поистине разрушительным влиянием на него вынуждало Таунсенда спешить к родному дому, где его ждала встреча с честолюбивым семейством. Сопротивление же этому чувству в переполненных гостиных, где им приходилось проводить ночь в одной комнате, или у костра на бивуаке, отнимало у него много сил и доставляло истинное мучение.Когда они достигли Нью-Йорка, он нанял экипаж, стремясь поскорее и с большими удобствами преодолеть оставшееся до Бостона расстояние. Теперь они останавливались только пообедать и переменить лошадей. Но после этих остановок Бенсон, уютно пристроившись в углу закрытого от дождя и ветра экипажа, быстро засыпал, и Гарнер опять оставался с Уитни наедине, не считая молчаливого кучера. С каждым часом он все больше мрачнел, а физические мучения становились почти невыносимыми. Он изо всех сил стискивал челюсти, заставляя себя сдерживаться каждый раз, когда она машинально проводила языком по полным розовым губкам или меняла положение своего гибкого соблазнительного тела.Уитни же виделось свое в его мрачном настроении, она считала, что он страшится встретиться с семьей, поскольку ему предстоит дать объяснение вынужденной женитьбе. И наконец ей пришло в голову расспросить об этих Таунсендах, среди которых, возможно, ей придется провести всю свою жизнь.— Наша семья состоит из моего отца, кузины Маделайн, деда и меня… а теперь и тебя, — с тяжелым вздохом добавил он.Ей удалось внешне не отреагировать на этот многозначительный вздох.— Значит, у тебя нет ни родных братьев, ни сестер?— Был один брат, который умер младенцем. Несколько лет назад умер мой дядя, а вскоре скончалась и его жена, и их дочь Маделайн осталась сиротой.Уитни вспомнила, как ей было тяжело, когда она потеряла мать, и сразу почувствовала сочувствие к маленькой Маделайн.— А чем они занимаются, ваши Таунсенды, помимо того, что очень богаты?Гарнер перевел хмурый взгляд на окошко, где сквозь тучи прорывались лучи холодного осеннего солнца.— Мы владеем крупной компанией по производству и торговле… ромом.— Ромом? — Она выпрямилась, мозг ее заработал. — Ты хочешь сказать, что Таунсенды занимаются производством рома? Но ведь ром относится кочень крепким спиртным напиткам… а это значит, что вы…— Да, да, винокуры, — раздраженно проворчал он, уголком глаза посматривая, как она пытается усвоить эту неожиданную для нее новость.На самом деле новость была до того поразительной, что она умолкла. Гарнер Таунсенд — винокур, из семьи винокуров… точно так же, как она сама! Она со всех сторон рассматривала эту мысль, и наконец на сердце у нее потеплело. Возможно, именно этим и объясняется ее непреодолимое влечение к Гарнеру: ее натура интуитивно распознала в нем винокура и отозвалась на это открытие самым естественным образом. Уже по вкусу его поцелуев ей следовало догадаться о том, что он тоже винокур. В них чувствовалась опьяняющая сила виски… то есть рома.И члены его семьи тоже винокуры! Это же замечательно! Теперь она уже не так боялась встречи с незнакомыми людьми, представляющими семью Гарнера. Семья бостонских винокуров… Что ж, это звучит не так страшно, как семья бостонских аристократов, даже если это одна и та же семья.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143