Фитч покосился на лезвие бритвы, мерцающее в полумраке, и хрипло спросил:
– А какой мне прок сотрудничать с вами?
– Разве вам мало того, что вы исполните свой гражданский долг? – с угрозой произнес прилично одетый господин.
Фитч кивнул, прокашлялся и попытался поставить свой вопрос иначе:
– Да, разумеется, помогать слугам ее величества для меня большая честь. Однако, господа, я бы соображал быстрее, если бы имел в этом деле какой-то личный интерес.
Сердце у него едва не лопнуло, пока он дождался ответа. Покосившись на коллег, господин в дорогом костюме согласно кивнул, и репортер, успокоившись, вымучил на лице улыбку. Допрос продолжался.
– Несколько дней назад вы написали репортаж, в котором утверждали, что на графа Ландона напала на улице группа пьяных мужчин, якобы требовавших у него компенсацию за свои разбитые им браки. Нам требуются подробности этой странной истории, включая имена всех ее участников.
Фитч рассказал агентам секретной службы ее величества все без утайки, умело переплетая правду с домыслами. Затем его обыскали, забрали у него кошелек, выволокли на улицу и там бросили. Домой ему пришлось возвращаться пешком, утешаясь тем, что у него целы все ребра и нет фингала под глазом. Но больше всего согревала ему душу идея нового сенсационного очерка – о его похищении загадочными злодеями. В том, что Лондон будет этим потрясен, Фитч не сомневался.
Глава 20
– Этот проклятый букет обошелся мне в кругленькую сумму, – пробурчал, поводя головой и оттягивая воротничок, Эверстон, стоявший рядом с Ремингтоном с букетиком цветов в потной руке. В другой руке у него была коробочка, перевязанная алой шелковой лентой. – Что за дурацкая затея!
– Замолчите, Эверстон! – прошипел граф Ландон. – Мы с вами уже все обсудили, довольно хныкать! И прекратите скупердяйничать, из-за этого у вас и возникают все неприятности.
– И правда, Эверстон, не скулите! Граф прав, нельзя же трястись над каждым пенсом! – проворчал Трублуд, сжимавший в руке очень скромный букетик фиалок. – Будьте же наконец джентльменом!
Он просунул руку под жилет и почесал грудь.
Разговор этот происходил в холле особняка леди Пакстон, пока Хоскинс ходил за Антонией. В ожидании новой встречи с ней двое брошенных мужей нервничали, вспоминая свой последний визит сюда. С балкона и с лестницы их с любопытством рассматривали перепуганные обитательницы дома. Ремингтон любезно поздоровался с ними и осведомился о здоровье Клео. Ему было сказано, что больная поправляется, и это его весьма порадовало.
Вышедшая вскоре из столовой Антония замерла, узнав грубиянов, нанесших ей оскорбление, и нахмурилась.
– Вы сегодня прекрасно выглядите, любезная леди Пак-стон, – поспешил сделать ей комплимент Ремингтон и вышел вперед.
Она действительно была великолепна в синем шелковом платье, чудесным образом сочетавшемся с ее темно-голубыми глазами и с красиво уложенными локонами волос, обрамлявшими лицо, не тронутое ни пудрой, ни помадой, ни следами слез.
– Что делают эти господа в моем доме? – гневно воскликнула она, с презрением глядя на Трублуда и Эверстона, имевших наглость сначала вломиться в спальню графа Kappa, когда она лежала в его постели, а потом и в ее собственные владения, требуя вернуть им их беглых жен.
– Антония, смените гнев на милость, – вкрадчиво промолвил Ремингтон. – Позвольте им увидеться с их супругами. Конечно, они не заслуживают такой снисходительности с вашей стороны, но я взываю к вашему милосердию! Будьте великодушны, простите им их грехи, и вы убедитесь, что даже самый безнадежный мужчина способен измениться. Более того, я позволю себе выразить уверенность в том, что и жены этих забулдыг найдут их совершенно другими людьми.
– Не слишком ли многого вы от меня хотите, ваше сиятельство? Всякому великодушие есть предел! – холодно ответила Антония. – Эти негодники неисправимы! И не заслуживают прощения! А вы, граф, злоупотребляете моим добрым к вам отношением, заступаясь за них!
– Я понимаю, что рискую лишиться вашей благосклонности, мадам, – понизив голос, промолвил Ремингтон. – Но отчаяние моих протеже столь велико, что я не могу остаться равнодушным. Поверьте, в супружестве люди порой изменяются не только в худшую, но и в лучшую сторону.
Его доводы и неотразимая улыбка смягчили ее сердце, и она, послав дворецкого за Маргарет и Элис, предложила гостям подождать их в гостиной. Вид Трублуда был ужасен: запавшие глаза, одутловатость и щетина на подбородке красноречиво говорили о том, что он впал в ипохондрию, махнув на себя рукой. Но еще больше поразило Антонию волнение, с которым он сжимал букетик фиалок в волосатой руке.
Маргарет и Элис нерешительно вошли в зал и, взявшись за руки, остановились. Антония подошла к ним, подхватила их под локти и подвела к мужчинам. В гостиной воцарилась тишина. Первым ее нарушил Эверстон.
– Нам нужно поговорить наедине, Маргарет, – сказал он, не глядя ей в глаза.
– Говори здесь, Альберт, я не хочу с тобой уединяться. Пусть все слышат наш разговор! – ответила Маргарет.
– Это относится и к тебе, Бэзил Трублуд, – заявила своему супругу Элис, хотя в ее взгляде и угадывалась жалость к нему.
– Осмелюсь заметить, что вам можно было бы и уединиться, всего на несколько минут, – сказал Ремингтон. – Сердечные вопросы трудно обсуждать при посторонних.
– Вот держи! – воспрянув духом, буркнул скупой член парламента и сунул жене под нос букет цветов. – Я потратил на них уйму денег!
Маргарет не без колебаний приняла подарок, понюхала цветы и, смягчившись, направилась к диванчику в дальнем углу комнаты.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139