Какой позор! Стыдно бездельничать!
– Но я совершенно об этом не жалею, – кокетливо похлопав ресницами, проворковала она. – Тем более что бездельем то, чем мы с тобой занимались, назвать нельзя. Недаром я чувствую себя так, словно бы на мне пахали, как на кобыле.
Ремингтон расхохотался: сравнение Антонии себя с кобылой его весьма позабавило. Пока он размышлял, понравится ли ему, если его сравнят с племенным жеребцом, она вскочила и убежала в ванную, примыкающую к спальне. Ремингтон последовал за ней, и, продолжая целоваться и ласкать друг друга, они умудрились причесаться и одеться.
Глядя на себя в зеркало, Антония в задумчивости провела гребнем по волосам:
– Мне понравилось носить брюки. Ты не мог бы одолжить мне одну свою пару?
– Пожалуй, я лучше закажу их для тебя у портного, – ответил он и присел на скамеечку.
Они оба умолкли, ощутив неловкость от напрашивавшегося вопроса, когда же именно он снова ее навестит. Разлука ее почему-то пугала.
– Вот если бы мы поженились, – угадав ее мысли, сказал Ремингтон, – тогда бы мы вообще никогда не расставались.
– Поженились? – переспросила Антония, вдруг почувствовав озноб. – Но я, по-моему, не обмолвилась об этом ни словом…
Ремингтон опешил, недоуменно взглянул на нее и сказал несколько раздраженно:
– Право, Антония, нельзя же быть такой упрямой! Чем, по-твоему, мы занимались здесь целый день?
Антония побледнела и принялась яростно расчесывать гребнем волосы. Взбешенный ее молчанием, граф отчетливо произнес:
– Не знаю, как ты, но лично я любил женщину, которую хочу взять в жены!
В ответ Антония хотела ему сказать, что она отдавалась своему любимому мужчине без всякой корысти, но воздержалась, справедливо рассудив, что такое признание равноценно капитуляции, безоговорочной передаче ему всех прав на себя и отказу от самостоятельного определения своего будущего. Граф жаждал власти над ней, он и не скрывал этого, уверовав, что она станет его женой уже потому, что так хочется ему, он смешал свои фантазии с реальностью и не желал учитывать ее мнение. Антония чувствовала, что скатывается в топкое болото, теряет твердую почву под ногами и ничего не может с этим поделать. Угроза утраты своей индивидуальности и превращения в бессловесную рабыню становилась реальной, и от предчувствия скорой гибели в этой трясине она ощутила боль под ложечкой и спазм в гортани.
Призрак супружества вызывал у нее безотчетный ужас, однако не в меньшей мере она боялась потерять Ремингтона. Ей всегда хотелось испытать романтическое чувство, полюбить кого-то всем сердцем, найти человека, разделяющего ее мысли, желания и устремления, приятного во всех отношениях. Эти противоречивые соображения и желания постоянно раздирали ее душу, и надо было положить конец своим страданиям. Антония собралась с духом и воскликнула:
– Я вообще не хочу замуж!
Уныние и отчаяние, написанные на лице Ремингтона, сменились досадой и гневом.
– Какого дьявола ты вспоминаешь старое! Я был уверен, что мы разобрались во всем, что произошло в ту проклятую ночь! Казалось бы, после всего, что я сделал, пытаясь доказать тебе искренность своих намерений и чувств, которые я питаю к тебе, я мог рассчитывать на взаимность. Тем более что и ты призналась, что веришь и нуждаешься во мне.
– Дело вовсе не в этом! – вскричала Антония, схватив его за рукав. – Пойми же наконец, что я всегда буду любить тебя, ежедневно и ежечасно встречаться с тобой, делить с тобой постель, еду и досуг, но замуж за тебя я не выйду.
– Проклятие! Так объясни же, чего ты хочешь? Стать моей содержанкой?
– Нет, мне хватает и собственных средств. Да и мои принципы не позволяют мне превращаться в куртизанку. Я подразумеваю совершенно другое! Если хочешь, считай меня своей любовницей.
– Любовницей? – свирепея, переспросил граф. – Любовница мне не требуется, мне нужна законная жена! Я хочу обзавестись семьей, детьми, прислугой, хочу, чтобы ты хозяйничала в нашем доме и поддерживала в нем покой и огонь в семейном очаге. А двери держала бы на замке от непрошеных безумных визитеров. Я хочу прогуливаться с тобой по улицам на зависть Лондону, чтобы люди оборачивались и провожали нас восхищенными взглядами. Хочу, чтобы ты носила мою фамилию и стала графиней Ландон.
Выпалив эту тираду на одном дыхании, Ремингтон тотчас же понял, что совершил ошибку.
Побледнев как мел, Антония вскочила и с дрожью в голосе воскликнула:
– Роль расфуфыренной бессловесной куклы меня не прельщает! Я не желаю никому принадлежать! Поэтому тебе придется удовлетвориться иной моей ролью – твоей любовницы. Клянусь, что дело вовсе не в моем упрямстве или предубеждении. Просто я видела слишком много неудачных браков и не знаю ни одной действительно счастливой пары, такой, в которой царили бы любовь и взаимопонимание, привязанность и сотрудничество. Я сосватала тринадцать своих подруг и…
– Чертову дюжину? – переспросил, ужаснувшись, Ремингтон и поперхнулся.
– Да, если тебе так угодно! И вот теперь пять моих бывших протеже сбежали от своих мужей ко мне, отчаявшись дождаться от них хотя бы уважения. Не удивлюсь, если в самое ближайшее время сюда прибегут и все остальные.
Каких именно беглянок она имеет в виду, граф прекрасно знал – жен завсегдатаев «Уайтс», разумеется. Взволнованно взъерошив пальцами волосы, он вскричал:
– Так отошли же их поскорее к мужьям! Пусть они сами разбираются в их несчастной участи.
– Посуди сам: Альберт Эверстон так скуп, что следит, как бы его жена Маргарет не съела лишнего куска. Бертран Ховард неделями не замечает Камиллу. Лорд Вулворт закрывает глаза на злобные придирки своей матушки к невестке.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139