Подходяще, я бы сказал.
– Леопарда? – Беатрис нахмурилась. Ничего не понимая, она проследила за взглядом адвоката, скользившим по ее груди. Простыня упала, и она сидела в шелковом халате Тэссы, скорее открывающем, нежели скрывающем грудь. Испуганная тем, что невольно выставила себя на обозрение, Беатрис со звоном уронила вилку и принялась кутаться в простыню.
– Очень красивая кожа, – с дразнящим акцентом произнес Коннор. – Панджаб забыл о ней упомянуть. Говоря по правде, – тут он понизил голос, – он зациклился на нижней части вашего тела. Как это он сказал? Ах да, «оччэнь красыви попка»!
– В самом деле, мистер Барроу...
– Тс-с. – Коннор жестом отмел все ее протесты, одновременно подливая ей вина. – Здесь нечего стыдиться, миссис фон Фюрстенберг. Хорошая попка – очень удобная вещь, когда ты устал и хочешь дать отдых ногам. Но красивая попка... это и кое-что другое. Многие ирландские девчонки говорят себе: «Будь у меня красивая попка, я бы смогла чего-нибудь добиться в жизни».
Беатрис уставилась на него, открыв рот... словно босоногая деревенщина, в первый раз в жизни увидевшая огни большого города. Она резко выпрямилась.
– Плохо уже то, что я вынуждена терпеть, как этот человек-гора позволяет себе вольности с моей... И не допущу, чтобы вы с такой фамильярностью рассуждали о нижних частях моего тела.
Его гипнотизирующая улыбка стала еще шире.
– Я так понимаю, что вы не против, если я поговорю о верхних частях. Поскольку, смею вас уверить, они достойны упоминания никак не меньше нижних. – Беатрис уже открыла рот, чтобы возразить, но Коннор продолжил: – Вот, например, ваша голова. Вы умная, энергичная женщина, не лишены наблюдательности, и вас нелегко провести. – Так удачно предотвратив ее протест еще до того, как он был сказан, Коннор пошел дальше: – И глаза красивые... зеленые, как поляна в летний денек. Волосы – словно огненный соболий мех.
Каждое слово производило в ее душе тот же эффект, какой производит трение сухого дерева о трут.
– Меня всегда предупреждали, чтобы я опасался женщин с рыжиной в волосах. Дескать, это выдает сильную волю. Но лично я предпочитаю волевых женщин. С такой намного приятнее иметь дело, чем со слабой невольницей.
Он поиграл бровями и налил им обоим еще по бокалу вина. Беатрис сидела, почти физически ощущая, как дым от огня, который он зажег в ее душе, кружит ей голову. Дрожащей рукой она взяла бокал и выпила почти все, что в нем было. Что с ней происходит? Она подняла голову и встретилась с ним взглядом. Эти синие глаза. Эти красивые губы. Эти сладкие речи. Еще никогда в жизни Беатрис не встречала никого, кто мог бы так легко превращать слова в крепкий, опьяняющий напиток. Она начинала понимать, как завораживающе может убеждать женщину чувственный мужчина. Беатрис со стуком поставила бокал на стол и попыталась удержать ускользающую трезвость мысли.
– Вы весьма красноречивы, мистер Барроу. – Она взяла нож и вилку и принялась нарезать тушеное мясо, которое Коннор положил ей на тарелку. – Вот так вы и уговорили Диппера Молдена и Шоти О'Ши выкрасть меня?
Коннор замер, не донеся мясо до своей тарелки.
– Прошу прошения. Я не имею никакого отношения к вашему похищению. – Адвокат взял себе добавки и минуту посидел, обдумывая, что ответить на очередной вызов пленницы. – Как вы узнали о Диппере и Шоти?
– Я слушала. – Беатрис с триумфом посмотрела на него. – Удивительно, сколько всего можно узнать, если умеешь слушать. Та девица, о которой я вам говорила – она помогала похитителям в самую первую ночь, – так вот, она двоюродная сестра Диппера. Она здесь работает. Вы не ошиблись по крайней мере в одном. Они притащили меня сюда, потому что не знали, что со мной делать.
Коннор, неприятно удивленный, откинулся на спинку стула.
– Хорошо, признаюсь. Я знал о Диппере и Шоти. Когда Шарлотта Браун послала за мной, я расспросил кое-кого, и было нетрудно узнать правду. Вот так я и выяснил, что это не имеет никакого отношения к вашему бизнесу.
– Вы могли бы рассказать мне, что знали... и кого за все винить.
Глядя к себе в тарелку, он поднял брови.
– А вы бы мне поверили? Хуже того – восприняли бы вы тогда мольбу о прощении? – Он наклонился и впился в нее глазами. – Потому что именно этого я и прошу... снисхождения к ним обоим. Они лентяи, неумехи и глупы как пробки, но не отъявленные мерзавцы. И они понятия не имели, что делают. Это просто поденные рабочие со страстью к ирландскому виски и азартным играм. – Теперь его улыбка была задумчивой. – Не стоит обвинять их за то, что они натворили... они не часто встречают таких женщин, как вы, Беатрис фон Фюрстенберг. – И почти шепотом добавил: – Мы все нечасто их встречаем.
Может быть, все дело было в сиянии свечей, или в вине, или в блеске его темных зрачков, или в вызывающих дрожь переливах голоса... но у нее в душе словно что-то открылось, какой-то омут. Это было похоже на чувство голода. И Беатрис понимала, всем своим существом осознавала, что едой его не утолить. Подхватив бокал, она торопливо вышла из-за стола, пытаясь укрыться в дальнем углу комнаты. Но должно быть, поднялась слишком быстро, и на мгновение у нее закружилась голова. Когда Беатрис очнулась, адвокат стоял рядом и смотрел на нее. Дрожа, она в панике огляделась. Негде присесть, не за чем спрятаться, не на что даже поставить бокал. Когда она оглядела себя, то обнаружила, что оставила простыню у стола. На ней был только халат леопардовой расцветки, открывающий верх корсета и большую часть груди. Она подняла глаза. Оценивающая ухмылка играла на его лице. Не в силах отвести взгляд от этой завораживающей ухмылки, Беатрис внезапно забыла все, что собиралась сказать.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100