Ей так хотелось коснуться его, утешить, приласкать… Глаза ее наполнились страданием.
— Прошу тебя, Рейн. Позволь мне вернуться домой, в Стэндвелл, — прошептала она.
— Нет! — Он вскочил. Мысль о том, что она вернется в этот ветхий дом, похоронит себя заживо в этой дыре, приводила его в ярость.
— Рейн. — Она подползла к краю кровати на коленях. Слезы брильянтами сверкали на ее ресницах. — Прошу тебя. Если я останусь, с тобой случится что-нибудь ужасное.
Его словно пронзило насквозь. Она любила его и была в ужасе от этого. Впервые он понял всю глубину противоречий, разрывавших ее сердце. Мгновение он был в нерешительности.
Может, и в самом деле лучше отпустить ее домой? Но что ждет ее там — череда пустых дней, мысли о своей неизбывной вине и бесконечное раскаяние; и не будет рядом никого, кто смог бы противопоставить хоть что-то этим разрушительным заблуждениям? Нет, он не мог допустить такого!
Он крепко обнял ее, прижал к себе, словно заявляя свои права. Ее руки сами собой обвились вокруг него, слезы полились из глаз… и робкая надежда пробудилась в душе. Она прильнула к нему, уткнулась лицом в его грудь, теплую, солоноватую на вкус. Желание, потребность быть с ним переполняли ее, медленно разгораясь и причиняя почти болезненное наслаждение. И она отдалась этому чувству.
Он смотрел на ее макушку, и мрачное выражение сходило с его лица. Когда руки ее обвились вокруг него, он получил ответ на вопрос, который по-настоящему пугал его и который только и заставлял колебаться. Итак, она и в самом деле хотела его, несмотря на все свои страхи. Она любила его. И его цепкое сердце сразу же перешло в контратаку.
— Я не отпущу тебя, Чарити. Не могу. Ты моя жена, моя любовь.
— Пожалуйста, не говори…
— Я люблю тебя, Чарити. — Он чуть отодвинулся, приподнял ее заплаканное лицо. — И не важно, скажу я это вслух или нет, моя любовь останется прежней. Это ведь не заклинание какое-нибудь, волшебства тут нет. Это просто способ показать тебе, как ты мне дорога и как нужна.
Она едва могла дышать. Она нужна ему. Никогда прежде ей еще не было так тяжело, но она не позволяла сорваться с губ словам любви, которые наверняка погубят ее мужа безвозвратно.
— Ну скажи это, Чарити. — В голосе его была беспросветная тоска. Она закрыла глаза, чтобы не видеть страдальческого выражения на его лице, и покачала головой.
У Рейна комок встал в горле, кулаки сами собой сжались, горечь безысходности нахлынула и придавила его. Ему так нужно было, чтобы она произнесла эти слова! Он желал этих слов и ради себя, и ради нее. Пока она не осмелится открыто и прямо объявить о своей любви к нему, и она, и сам их брак останутся пленниками ее суеверных страхов.
Но как победить иллюзию? Как бороться с верой в предрассудок?
Правдой. Искренней верой в нечто настоящее.
Во что еще верит его жена? Мысли его заметались, взгляд скользнул по ее обнаженным плечам, по коже, все еще розовой после любовных ласк, по разворошенной постели. И его осенило. Было еще кое-что, во что она верила, и это было то единственное, что способно было заставить ее позабыть и про джинкс, и про страхи — по крайней мере на время. Сила любви. Ночное волшебство.
— Я сумею победить твое проклятие, ангел мой, я изгоню его из тебя, шаг за шагом.
Она подняла голову — глаза мужа сияли странным светом.
— Ты моя жена, Чарити, виконтесса Оксли. — Он принялся поглаживать ее по плечам. — Ты хоть представляешь, как долго я ждал, когда наконец смогу произнести вслух эти слова? Как долго я мечтал привести в дом жену? Я купил этот дом почти три года назад, с тем чтобы ввести в него свою будущую супругу. Только ее мне все никак не удавалось подцепить… и не было в этом доме ни любви, ни радости. — Он отер пальцами слезы с ее щек, ласково сжал ладонями ее лицо. — Ты хоть представляешь, как много для меня значит, что ты теперь живешь здесь? Какая это радость для меня — сидеть за обеденным столом и видеть твои громадные карие глаза напротив, наблюдать, как портнихи и мастерицы обряжают тебя в бархат, шелка и кружева, которые я для тебя накупил? Что для меня значит — знать, что вечером твои нежные объятия раскроются навстречу мне в тихом сумраке спальни?
Каждое его слово проникало ей в сердце. Никакие доводы рассудка не смогли бы пробить брешь в ее решимости так, как сделали эти горькие признания. Он был таким одиноким, несмотря на свой титул и огромный дом. Он везде чувствовал себя лишним. И он хотел найти себе жену, так отчаянно хотел, чтобы было кому разделить с ним и знатность, и богатство.
— Я люблю тебя, Чарити, и хочу, чтобы ты жила в моем доме, была частью моей жизни. — Он склонил к ней лицо, что-то вспыхнуло в глубинах его глаз. — Проклята ты или нет, ты хозяйка этого дома, моя возлюбленная, желанная и необходимая. Я буду сражаться за тебя. Но мне надо знать, что и ты хочешь того же. Скажи мне, Чарити.
Чарити вгляделась в его серые глаза, смотревшие так серьезно. Все было так, как ей представлялось в ее наивных девичьих мечтах… и даже лучше. Прекрасный дом, дивные наряды, слуги… и муж, которого она любит, обожает, который для нее единственный, особенный. И вот так жить рядом с ним до конца, деля пополам беды и радости. Он не позволит ей уехать и больше не даст ей защищать его от нее самой. Он требует, чтобы она жила с ним общей жизнью, любила его — и не важно, к чему это приведет. Она посмотрела на его крупное тело, выражавшее вызов, на полное решимости лицо. Ей нечем защититься от его требований. Ведь ей самой хотелось того же.
— Но если что-нибудь случится с тобой… — Ладони ее взметнулись, легли на его сердце.
— Чарити, я не могу гарантировать, что оба мы будем жить долго, даже что надолго сохраним любовь.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130