— Мы читали им сказки и разучивали стихи, а со старшим занимались грамматикой и арифметикой. Мальчики из приюта ухаживали за нашим садом, а с девочками мы вместе шили занавески и наволочки. Я очень привязалась к своим питомцам, и мне тяжело было расставаться с ними. Не понимаю, а как же их собственные матери? Я бы никогда не смогла бросить своего ребенка.
Габриэлла низко опустила голову, но Питер все же заметил, что она плачет.
Несколько минут оба молчали, потом Габриэлла встряхнула головой и почти весело заявила:
— У меня будет целая дюжина детишек. Она нашла в вазе место для двух последних цветов, аккуратно собрала обрывки стеблей и листья и завернула мусор в обертку, оставшуюся от букета. Питер, с удовольствием наблюдавший за ее ловкими движениями, ехидно заметил:
— И после этого ты еще говоришь, что совершенно не романтична?
— А причем здесь романтика? — фыркнула она. — Я считаю желание иметь детей самой естественной вещью на свете.
Очистив стол, Габриэлла раскрыла шахматную доску и вопросительно посмотрела на Питера.
— Полагаю, выиграете? Большинство известных мне джентльменов считает себя заядлыми игроками.
— В шахматы? — он поморщился и приложил руку к животу. При этом вид у него был как у язвенника в период обострения.
— Жаль, — сокрушенно покачала головой Габриэлла. — Это одно из моих любимых занятий.
— Я нахожу его смертельно скучным, — извиняющимся тоном пробормотал он.
— Понимаю, а потому предлагаю сделку. Сегодня вы играете со мной в шахматы, а завтра займемся тем, что по душе вам. Идет?
Глаза Питера озорно блеснули, и Габриэлла, заметив это, быстро добавила:
— В пределах разумного, конечно. Улыбка медленно сползла с лица Питера Сент-Джеймса.
— Конечно. Ну, что ж, идет. Они переместились на диван, расставили фигуры, и Питер предложил Габриэлле играть белыми.
— Белыми? С какой это стати? Вы что же, таким образом даете мне фору? Но я довольно хорошо играю и надеюсь доказать вам это в самом ближайшем будущем.
— Прости, я не хотел тебя обидеть. Я предложил тебе белые, поскольку это, похоже, твой любимый цвет.
— Я совсем не люблю белый цвет, — удивилась Габриэлла.
— Однако носишь только белые платья, — заметил граф.
— Ах, это, — Габриэлла презрительно приподняла оборку двумя пальцами. — Не думаете же вы, что я одеваюсь так, потому что это мне нравится? Это идея Розалинды, а отнюдь не моя. Она считает, что мне следует выглядеть как можно моложе, пока я выгодно не распоряжусь своей…
Габриэлла покраснела и прикусила язычок. Граф усмехнулся, давая понять, что отлично понимает, чем, по мнению Розалинды, ей следует выгодно распорядится. Габриэлла покраснела еще пуще, а когда Питер плутовато взглянул на нее, словно предлагая свою помощь в этом деле, то бедняжка и вовсе зарделась, как маков цвет.
«Развратник!» — подумала она. Жар, прихлынувший к щекам, был унизителен.
— Делайте ход, ваша светлость.
— Не раньше, чем ты назовешь меня Питером, — настойчиво потребовал он.
После короткого молчания она уступила.
— Твой ход… Питер.
— В каких облаках ты витаешь, Габриэлла? — рассмеялся он. — Теперь очередь за тобой. Я свой ход уже сделал.
Я свой ход уже сделал… На что это он намекает? Габриэлла сердито посмотрела на него, но увидела лишь простодушную улыбку и никакого намека на двусмысленность.
— Очнись и посмотри на доску, — посоветовал Питер.
Габриэлла опустила глаза и увидела, что он и впрямь передвинул пешку. Ну, что ж, тем лучше. Игра началась.
Они не спеша обменивались фигурами и были обходительны и вежливы друг с другом, как того и требовали традиции игры. Эта идиллия продолжалась до тех пор, пока Габриэлла ловким ходом не захватила его ферзя. Питер запротестовал.
— Но это был законный ход! — отстаивал она свою правоту.
— Это было нападение исподтишка, — возразил граф.
— Не упрямься, тебе следует быть внимательней, — улыбнулась Габриэлла, и они продолжали партию.
Зная коварный характер Габриэллы, Питер все время был начеку. Ему удалось даже в быстрой последовательности обезвредить четыре ее пешки и ладью. Тогда Габриэлла собралась и так же быстро захватила его слона, три пешки и коня. Он лишил ее второй ладьи и смел подчистую все пешки. Она отыгралась, загнав в угол его короля.
— Кровожадная девчонка! — возмутился граф, передвинул короля и только тогда понял, что попал в очередную ловушку. Он хотел поправить положение, но тут уже возмутилась Габриэлла.
— Ты забываешь о правилах! Раз отнял руку от фигуры, значит, она остается там, куда ты ее поставил.
— Но моя рука все еще здесь, — Питер приподнял короля и покачал фигурку перед ее носом.
— Мошенник! Ты ведь убрал руку, я видела…
Гюнтер был предан своей хозяйке, как пес, и когда Розалинда его о чем-то просила, он выполнял ее приказание беспрекословно. Вот и сейчас он, разумеется по заданию Розалинды, мирно прогуливался по коридору, держа в руках щетку. Щетку Гюнтер прихватил для конспирации. Дворецкий в коридоре со щеткой в руках — что может быть обыденней? Странность заключалась лишь в том, что Гюнтер делал не больше четырех шагов в одном направлении. Два шага влево от комнаты Габриэллы и два шага вправо. Вот и вся прогулка. Громкие взволнованные голоса, доносящиеся из будуара, заставили его подойти ближе и прислушаться. Чуткое ухо Гюнтера уловило фразу: «Моя рука все еще здесь», и вопль Габриэллы: «Мошенник!». Этого оказалось достаточно для того, чтобы верный слуга немедленно бросился к своей хозяйке.
Розалинда была у себя. Рядом с ней на диване сидели неизменные Ариадна Баден-Пауэлл и Клементина.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115