— Отчего же нет? Возможно, это будет забавно, — меланхолично согласился Гарри.
Струнный квартет играл какую-то нежную, задумчивую мелодию, и Габриэлла так заслушалась, что даже не заметила, как перед ней вдруг выросли две мужские фигуры.
— Лорд Эрандейл, виконт Шивли! Очень рада вас видеть.
Габриэлла не кривила душой. Ей действительно было приятно встретить здесь Джерома и Гарри. Она хотела отвлечься от тягостных мыслей, и дружеская беседа пришлась как нельзя кстати. А в том, что беседа будет дружеской, Габриэлла нисколько не сомневалась. Как же иначе? Ведь это приятели Питера.
— Леди Сэндборн! — Эрандейл приложил руку к груди. — Вы выглядите как ангел небесный. Ваша красота — исцеление для пресыщенных глаз, бальзам для истомленной души.
Он с преувеличенным благоговением поцеловал ее руку и низко поклонился леди Беатрис.
Гарри задумал перещеголять своего дружка и выспренным тоном заявил:
— Вы столь изящны, свежи и прелестны, что можете соперничать с самой весной. Ей-богу, Сэндборн — счастливейший из смертных!
— Дорогая Габриэлла, осчастливьте и меня, — вставил Эрандейл. — Позвольте вывести вас на первый тур вальса.
Габриэлла, ища совета, взглянула на Беатрис, но свекровь хранила молчание, а на лице застыла не-проницаемо-нейтральная маска. Немного подумав, девушка согласилась.
— А как же я? — вскричал Гарри. — Обещайте, что первый вальс после перерыва вы танцуете со мной, иначе сердце мое будет разбито и, всю оставшуюся жизнь я буду вынужден посыпать голову Пеплом.
Габриэлла рассмеялась и вписала имя Гарри Шивли в свою танцевальную карточку. Когда молодые люди отошли, Беатрис негодующе заметила:
— Не понимаю, зачем герцог приглашает к себе подобных типов. Должно быть, в этом сезоне отчаянная нехватка холостяков.
— А по-моему, они очень милы и обходительны, — несмело возразила Габриэлла.
— Родовитые мерзавцы — вот они кто, — Беатрис рывком раскрыла веер и принялась яростно обмахиваться. — Нахалы и развратники! Твоя мать назвала бы их ходячими неприятностями.
Она крепко ухватила Габриэллу под руку и, кивнув знакомой даме, повела невестку во вторую залу.
Питер Сент-Джеймс подал лакею свое приглашение и сделал глубокий вдох, внутренне приготовившись к самому худшему. Он был тщательно выбрит, безупречно одет, и лишь морщинки у глаз выдавали его усталость и напряжение.
Последние несколько дней Питер совсем не знал покоя. Снова и снова он вспоминал слова Габриэллы: «Ты должен сделать свой выбор». Легко сказать! Какой выбор, интересно, она имела в виду? Ей прекрасно известно, что он не властен над своими желаниями и загорается страстью, как только видит ее. Она весьма успешно утверждает себя в обществе в качестве его супруги, так что с понятиями «жена» и «любовница» все ясно. А вот «друг»… Разве может он назвать Габриэллу другом, если не доверяет ей? Или все-таки доверяет?
В довершение всех бед Питер, сам не понимая, как это случилось, вчера вдруг оказался на Гилфорд-стрит, 18. Глядя на мальчишек, гоняющих по лужайке старенький футбольный мяч, он вошел в ворота приюта и… остаток дня провел со свистком на шее.
Набегавшись и накричавшись до хрипоты, Питер привел ребят в класс. Он уже собирался уходить, когда взъерошенный мальчуган с пронзительно-голубыми глазами потянул его за рукав.
— Спасибо, сэр, — смущенно пробормотал парнишка. — Мне никто не верил, а я знал, что вы вернетесь. Приходите еще.
Питер в жизни не слышал ничего приятнее. Теплая волна участия захлестнула его и мучительно сжала сердце. Внезапно он понял, что должен пойти на бал в Абермалз-холл. Должен увидеть Габриэллу и объясниться с ней раз и навсегда.
Теперь он стоял у входа в бальную залу и наблюдал, как Габриэлла исполняет фигуры кадрили рука об руку с сэром Уильямом Хартшорном. В белоснежном платье с ажурной бисерной вышивкой, она была нежна и воздушна, как морская пена, и прелестна, как Афродита.
Музыка стихла, и старый рыцарь вернул Габриэллу под крылышко Беатрис. Питер расправил плечи, одернул жилет и решительным шагом направился к ним. Не успел он сделать и двух шагов, как его перехватила леди Мортон и, намеками, вынудила пообещать ей следующий танец. Отделавшись от надоедливой Сесилии, Питер продолжил свой путь, но тут вновь заиграл оркестр, и Габриэлла вышла на танец. На сей раз ее партнером был не кто иной, как лорд Эрандейл.
Питера просто затрясло от злости, да как она смеет улыбаться этому пошляку? Можно подумать, что Эрандейл — достойнейший из мужчин, а остальных и вовсе не существует.
Питером овладели собственнические инстинкты, и к тому времени, когда он подошел к Беатрис, внутри у него все кипело.
— Это, разумеется, твои штучки! — гневно бросил он матери, не сказав и слова приветствия.
Беатрис вздрогнула от неожиданности, обернулась и, проследив за его взглядом, заметила:
— Ошибаешься, дорогой. Это твоих рук дело. Ты получил то, что заслуживаешь. Так тебе и надо.
Питера охватило привычное раздражение. Не успел он съязвить что-нибудь в ответ, как Беатрис взяла его под руку и отвела в более уединенное место.
— Я знаю, ты не любишь советов и никогда им не следуешь, — понизив голос, проговорила она. — Заклинаю тебя, прислушайся к моим словам хоть один-единственный раз. Не позволяй гордости и обидам властвовать над твоей душой. Умоляю сын, не молчи! Габриэлла любит тебя, а ты лишаешь ее последнего шанса… Сейчас ты превыше всего ставишь свою независимость, но какой от нее будет прок, когда тебе исполнится шестьдесят? С чем ты останешься? Разочарование и горькие сожаления — вот удел одинокого мужчины.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115