Увидел вас через оконное стекло и решил подойти.
Питер поднял глаза и обнаружил рядом со столиком полковника Тоттенхэма.
— Витаете в облаках? А как насчет соломки?. Не забыли подстелить? — полковник расхохотался собственной остроте и, выдвинув стул, сел рядом с Питером. — Не возражаете? — на всякий случаи спросил он.
Питер кивнул.
— Да, пожалуйста.
— Как дела… на домашнем фронте? — Тоттенхэм славился тем, что без околичностей сразу переходил к делу.
— Прекрасно, — натянуто улыбаясь, ответил Питер.
— А на политическом?
— Полное отсутствие новостей.
— Ну, что ж, отсутствие новостей — само по себе хорошая новость. Я тоже уже пару дней не слышал, чтобы склонял ваше имя. Хотя… вы все еще ходите по тонкому льду. Помните, Гладстон настороже и следит за каждым вашим шагом, а нам сейчас меньше всего нужны скандалы, особенно в личной сфере. Да-а, — протянул полковник. — Сохранять имя незапятнанным становится все труднее. Того и гляди, наткнешься на какого-нибудь блюстителя нравственности, социал-радикала или рьяного реформатора и мигом окажешься в ловушке, — он состроил брезгливую гримасу. — Похоже, теперь небезопасно открыто заводить интрижки на стороне.
Питер опустил голову, опасаясь, что выражение лица выдаст его мысли. А думал он о том, что Тоттенхэм ничуть не лучше нынешнего премьер-министра, такой же лицемер и лжец. Плевать на честность, плевать на порядочность и мораль, лишь бы тебя не поймали с поличным. Чем же в таком случае либеральный лгун хуже консервативного?
— Кстати, забыл рассказать вам одну вещь, — полковник поманил Питера пальцем и, наклонившись вперед, прошептал: — Думаю, это вас заинтересует. В субботу в полночь Гладстон проведет последнюю «гастроль». Он отправится в свой клуб, там подкупленный нами бармен накачает его снотворным и… дело в шляпе! Старик проснется в обществе голых девиц из «Павильона». Блюстители нравственности, разумеется, будут неподалеку, — Тоттенхэм скривился в ухмылке. — Жаль, вы не сможете насладиться этим зрелищем. Вам, наверное, было бы приятно увидеть кончину своего врага.
Питер молча кивнул и выдавил из себя улыбку, если ту жуткую гримасу, которая появилась на его лице, можно назвать улыбкой.
Полковник вскоре ушел, а Питер еще некоторое время сидел за столом, испытывая странно противоречивые чувства. С одной стороны, новость, которую он услышал, порадовала его. Наконец-то старый развратник получит по заслугам! Гладстон растоптал его жизнь, погубил репутацию и политическую карьеру, так что сожалеть абсолютно не о чем. Тогда почему же он сидит здесь, с отвращением думая об известии Тоттенхэма? Почему ему кажется, что руки измазаны чем-то липким и донельзя противным? Ответов на эти вопросы у Питера не было.
Он покинул ресторан и решил отправиться в Парламент. Последний раз Питер присутствовал на дневных чтениях более двух месяцев назад. Не стоит пренебрегать своими обязанностями, ведь это единственное, что у него осталось.
Портье нагнал Питера уже у самых дверей.
— Как хорошо, что я вас увидел, ваша светлость, — запыхавшись, выпалил он, и протянул Питеру запечатанный конверт. — Вот. Пришло на ваше имя сегодня утром. Написано «срочно».
Питер вскрыл веленевый конверт, надписанный каллиграфическим почерком, и остолбенел. Послание гласило: лорд Сэндборн приглашается на прием, устроенный в его честь лондонским детским приютом. Торжество состоится третьего июня в час пополудни. Адрес: Гилфорд-стрит, 18.
Что за черт?! Питер перечитал письмо еще раз. Третьего июня? Так это же сегодня! С какой стати детский приют устраивает прием в его честь? Питер не занимался благотворительностью и не помнил, чтобы в палате лордов речь когда-нибудь заходила о детских приютах. Вот если только… Ну , конечно!
Габриэлла. Она много времени посвящала детям во Франции и, видимо, решила продолжить свою деятельность здесь, в Лондоне. Прекрасно! Ради Бога! Да только он-то тут причем?
Питер раздраженно пожал плечами, делать нечего, придется пойти, иначе Габриэлла устроит на него облаву. Решено, он поедет и даже будет с ней любезен и обходителен, но когда они вернутся домой, он задаст дорогой женушке такую взбучку, что она навсегда забудет о своих фокусах.
Глава 22
Лондонский детский приют был основан более ста лет назад. Из скромного поначалу он вырос в огромный комплекс в георгианском стиле. Почти пятьсот брошенных ребятишек нашли здесь пищу и кров.
Карета Питера свернула на усыпанную гравием подъездную дорожку и выехала на широкую зеленую лужайку. На лужайке, среди старых развесистых вязов, играли дети, одетые в унылую грязно-серую приютскую форму, ярко светило солнце, но открывшаяся взору картина отнюдь не радовала глаз.
Питер расплатился с кучером и, дав щедрые чаевые, попросил вернуться через полчаса. Затем решительным шагом вошел в переднюю дверь приюта и постучал в приемную. Как ни странно, сидевшая за столом матрона ничего не знала о приеме. В ожидании пока женщина все проверит и перепроверит, Питер вышел в небольшой темный коридор. У стены на простой деревянной скамье сидели две девушки. Одна из них сжимала в руках крошечный узелок, а другая держала на коленях младенца. Еще два карапуза цеплялись за ее поношенную юбку.
Старшие дети хныкали и просили есть, но мать, не обращая на них внимания, смотрела прямо перед собой остекленевшим взглядом. Острая жалость стеснила Питеру грудь, и он быстро отвел глаза. В конце концов, он не виноват, что глупая девчонка рожает от кого ни попадя. А в том, что у ребятишек нет отца, не было никакого сомнения.
Дверь в конце коридора распахнулась, и оттуда вышел мужчина в безупречно сшитом сером костюме.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115