Как знать, может быть, со временем, и я попрошу у тебя о подобной жертве.
– Нара, не шути! Ни одного взгляда твоего никогда не уступлю я никому, – неистово закричал Супрамати, краснея, как маков цвет.
Серебристый насмешливый голос мгновенно привел его в себя.
– Ага, господин маг! Вы обнаруживаете себялюбивые чувства, совершенно недостойные вашего совершенства. Но успокойся, ревнивец. Степень посвящения, проходимая мною в настоящее время, вполне поглотила меня, и я не чувствую никакого желания покушаться на супружескую неверность. Итак, с полным спокойствием душевным наслаждайся своим «отпуском» и знай, что моя привязанность продолжает охранять тебя.
Последовало пожатие руки, и затем наступила тишина. Охваченный вдруг дремотой, Супрамати лег и тотчас заснул.

Глава вторая

Проснувшись, Супрамати обрел свое обычное душевное равновесие и за завтраком мысли его были исключительно заняты предполагаемой экспедицией в город люцифериан, подробности которой горячо обсуждались приятелями. – Завтра утром нам надо ехать, – объявил оживленно Нарайяна. – Я препровожу вас к одному из наших, тоже «бессмертному». Это – славный малый и живет в окрестностях города; он с удовольствием примет нас, и у него-то мы устроим свою «главную квартиру». До начала военных действий вы осмотрите слегка город и полюбуетесь его населением, которое очень типично и представляет живую иллюстрацию той гнусности, до какой может пасть целая нация, будучи лишена поддержки религиозной веры и нравственной дисциплины.
Целый день они заняты были приготовлением всего, что им могло понадобиться, чтобы задать сатанистам хороший урок и оградить себя от зловредных миазмов, на которые им предстояло неизбежно натолкнуться.
На заре воздушное судно Супрамати мчало их к старой французской земле.
Приятель Нарайяны проживал в нескольких километрах от столицы, в отдельном домике, окутанном тенистым садом. Подобно почти всем членам таинственного братства, это был еще молодой человек, сосредоточенный, с тем загадочным выражением, которое характеризует бессмертных.
Он радушно принял гостей и даже подружился с магами; а узнав, что они собираются проучить люцифериан, он пришел в восторг и обещал помогать по мере сил и возможности.
– Вы не можете себе представить, до какой степени омерзителен стал этот народ, – сказал он с горечью. – Я сам, видите ли, природный француз и застал еще то доброе время, когда моя цветущая, славная родина была средоточием умственного труда, изящества, патриотизма и рыцарской храбрости; поэтому мне так и больно видеть настоящий упадок…
…В громадном городе, который вы увидите, скопились три четверти золота всего света; это мировой банк, но вместе с тем и гнездо самого неслыханного и невиданного разврата. Все искусства пали до степени скотства и художники работают теперь уже над соисканием премии за безобразие; в литературе воспевается один порок и разврат в самом гадком его виде; люди, сделавшиеся хуже животных, соперничают друг с другом в утонченности зла и распутства. Что же касается публичного поклонения сатане, то оно по наглому бесстыдству превосходит все известное в древности…
Oн замолчал и грустно поник головой, а маги дружно старались утешить его и поддержать.
На следующий день Супрамати с Дахиром приготовились к посещению современного Содома. Чтобы ослабить действие зловредных флюидов на их впечатлительный организм, они надели электрические трико и плащи с капюшоном, который опускался на лицо в виде маски, оставляя открытыми одни глаза. Одежда эта была сделана из особого мягкого и небьющегося стекла, отливавшего перламутром. На грудь они надели крест мага, а в руки взяли золотую палочку, видом своим напоминавшую епископский посох, но обладавшую такой могущественной силой, что заурядный человек не мог бы ни дотронуться до нее, ни перенести сильный исходящий из нее жар; по временам из посоха вырывались струи огня.
И Нарайяна, хотя он и был только оплотненным духом и потому менее чувствителен к влиянию дурных флюидов, все-таки надел особый костюм; черные глаза его, точно два раскаленных угля, светились в отверстии маски, закрывавшей его лицо.
Кроме того, каждый из путешественников имел на перевязи золоченую коробочку с питательным порошком и флаконом вина, ввиду того, что в дьявольском города они не могли бы прикоснуться ни к какой пище.
Вооруженные таким образом и сделавшись невидимыми, они вступили в обширный город, столицу золота и порока.
И город был великолепен. На необозримом пространстве тянулись просторные улицы с огромными дворцами, украшенными скульптурой, мозаикой и картинами; всюду блестели золото, эмаль и все утонченности цивилизации, а в то же время вид этого мраморно-золотого города производил отталкивающее впечатление.
Картины, украшавшие фасады, были нелыханно циничны; мозаика изображала бесстыдные символы; в окнах магазинов выставлены были гнусные картины с надписями, которые показывали, что всякое чувство стыда давно угасло.
Было множество общественных садов, где в киосках, помимо вина, фруктов и прохладительных напитков, продавали горячую кровь животных, которых убивали на глазах самого потребителя, дабы он был уверен в свежести и доброкачественности дымящегося пойла.
Население, разгуливавшее в этот прекрасный теплый день по улицам – или вовсе нагое, или едва прикрытое, – на всем своем существе носило печать падения.
Тощие, бледные лица, с впалыми глазами, не озарявшиеся открытой улыбкой, носили отпечаток чего-то животного;
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121