– Девочка не будет болтать; она слишком боится этого, да и голова ее занята…
– Глупостями, – с досадой подсказал Супрамати.
– Фи! Можно ли сердиться на такого прелестного ребенка. Она обожает тебя и надеется, по своей наивности, применить к тебе и Наре законы, к которым привыкла.
– Я не сержусь. Да и на самом деле это очень забавно, – ответил Супрамати, невольно смеясь. – Меня только бесит это потому, что я ничего не могу поделать. Время любовных похождений прошло для меня, а жениться на ней, чтобы зажить мещанским счастьем в Царьграде, было бы… отменно скучно! Впрочем, оставим пока этот вопрос и лучше поговорим о нашем отъезде.
Обсудив дело, решили ехать безотлагательно в Сахару и Египет, и на следующий день воздушное судно мчало друзей к берегам Африки.
Действительно, громадная пустыня была неузнаваема. Некогда мертвые, песчаные пространства были теперь покрыты пальмовыми лесами и всей пышной флорой жарких стран. Посреди этого моря зелени виднелись большие города, архитектурой своей не отличавшиеся, впрочем, от царьградской.
В одном из этих городов приятели провели три дня, чтобы ближе познакомиться с интересовавшим их населением.
И в самом деле, народ этот, образовавшийся из смеси всех земных рас, представлял любопытный, но странный и противный тип.
Люди были приземистые, коренастые и сильные, с цветом от красновато-бурого до грязно-серого, с большими темными глазами и каштановыми волосами, не густыми, но жесткими.
Они казались более деятельными и энергичными, чем старые западные народы, нервные и изнеженные: но, в свою очередь, подвержены были какой-то странной и опасной накожной болезни, которая выражалась слабостью, появлением кровавых пятен, потом сонливостью, быстро переходившей в летаргию и, наконец, смерть. Средств против этой болезни еще не было найдено. Между тем, в центре прежней пустыни открыты были радиоактивные источники такой силы, что вода в темноте излучала голубоватый фосфорический свет. Источники эти производили чудесные исцеления, но против «красной немочи», как прозвали удивительную болезнь, и они были бессильны.
Наконец как-то утром путешественники высадились на древнеегипетской земле и их самолет пристал у высокого пилона, исполняющего здесь назначение башен-пристаней для воздушных экипажей.
Очутились они на месте древнего Мемфиса, который восстановили предприниматели, сохранив по возможности старый стиль, но приспособив его к потребностям новейшего комфорта, что создавало иногда довольно забавные сочетания, изобличавшие упадок художественного чутья и вкуса. Египтянин времен Рамзеса почувствовал бы себя, разумеется, чужим в этом «новом» Мемфисе. От этих разнокалиберных сооружений приятно отличался дворец Нарайяны, построенный на берегу Нила, в строго историческом стиле, с громадной террасой; украшенная сфинксами лестница спускалась к реке и внизу покачивалась на воде настоящая египетская ладья, с высоким остроконечным носом, украшенным золотым цветком лотоса.
Внутренность дворца вполне соответствовала его внешнему виду. Залы, драгоценная с инкрустацией мебель, тяжелые драпировки из неизвестной ткани – все было восхитительно и стоило, разумеется, дорого; но ведь у Нарайяны было в распоряжении такое же неистощимое богатство, как сама жизнь «бессмертных», а его изысканный вкус не терпел ничего пошлого и мишурного.
На небольшом внутреннем дворе, примыкавшем к занимаемой им комнате, в гуще роскошной зелени стояли две статуи белого мрамора, изображавшие изумительно прекрасного греческого воина с головой Аполлона и высокую стройную женщину восточного типа с миндалевидными глазами.
– Это статуи моих родителей, высеченные по образцу отражений прошедшего, которые я вызвал. Мать моя была персиянка из придворных Дария Кодомана; ее выдали за моего отца незадолго до смерти Александра, – объяснил Нарайяна, становясь вдруг серьезным и задумчивым, грустно глядя на статуи, что случалось с ним довольно редко.
Но он быстро стряхнул с себя тоскливое настроение и увел друзей под предлогом, что пора завтракать и он умирает от голода.
После полудня, когда спала жара, Нарайяна предложил магам осмотреть пирамиды и сфинкса.
Супрамати и Дахир с удовольствием согласились и вскоре изящный автомобиль привез их к пирамиде Хеопса, все еще стоявшей, словно презирая время, несокрушимо, как и мысль удивительного народа, воздвигнувшего ее, чтобы обессмертить память своего царя.
Но вместо прежней однообразной пустыни, представлявшей вполне соответствовавшую этим оригинальным памятникам раму, теперь пирамиду окружал пальмовый лес, тянувшийся дальше вдоль реки, а в долине сверкали огни большого города.
Под пальмами, на открытом воздухе, разбросаны были киоски и рестораны, всюду виднелись толпы гуляющих.
Заметив грустные и недовольные взоры друзей, Нарайяна приказал везти их к сфинксу.
– Вас коробит происшедшая здесь перемена; а что сказали бы вы, если бы видели стовратные древние Фивы, перестроенные частью в современном, а частью в мнимо древнем стиле?
В голосе и в глазах Нарайяны заметно было глубокое презрение.
– Знаете ли, какое впечатление это произвело на меня? Передо мной была точно старая матрона, которую все привыкли уважать, и вдруг она является разрумяненная, затянутая в корсет, выкрашенная и разряженная в современную мишуру. А сквозь белила и румяна проглядывают почтенные морщины, как бы протестующие против такого глупого и смешного маскарада.
Пока он говорил, экипаж въехал в тенистую аллею и остановился около большой площадки вокруг сфинкса, обрамленной золоченой решеткой.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121