— Его образ жизни предполагал риск.— А у Кэтрин есть алиби?— Конечно. Как я слышал, она отдыхала в Нассау, когда все произошло. Нечто вроде коротких каникул.Они оба помолчали с минуту — каждый думал о своем. Наконец Кристиан сказал:— Не сыграете для меня, Элизабет?— Конечно, сыграю, если вы мне скажете, почему вы это сделали.— Но я сказал.— Нет, вы только поманили, но даже не приоткрыли завесу. Почему, Кристиан? Я должна знать.— Я потерял все свои деньги и в ближайшие пятьдесят лет собираюсь шантажировать вас.Она сделала попытку улыбнуться, но губы лишь сложились в болезненную гримасу.— Ну, это я по крайней мере могла бы понять. Она все еще ждала, но больше Хантер ничего не сказал.Элизабет поднялась и подошла к своему роялю, но не села на стул, а медленным жестом провела рукой по блестящему черному дереву, целиком поглощенная этим занятием.— Элизабет, — услышала она голос за спиной. — Неужели вы никогда никому не доверяли беззаветно, полностью, бесповоротно?— Да, со мной это было, но теперь уже можно сказать, что я ошиблась в этом человеке. Я была просто дурой.Элизабет села за фортепьяно и тронула клавиши. Она заиграла “Патетическую сонату”, и комната наполнилась яростными аккордами.Но когда она перешла ко второй части, в ее исполнении появилась другая тональность — печаль, сожаление, пронзительная тоска. Ее голова вздрагивала в такт бегающим по клавишам пальцам, а на глазах появились слезы.Кристиан сидел, не шевелясь. Вторая часть сонаты трогала его, но он отказывался верить, что трагическая музыка сама по себе могла вызвать у Элизабет такую реакцию.— Как насчет носового платка? — спросил он, как только прозвучал последний аккорд.— О нет, благодарю. — Элизабет слегка засмеялась. — Я не пользуюсь косметикой, и мне не грозят подтеки от туши.И она перешла к третьей части, отыграв ее мастерски, но уже без эмоций.Все еще тяжело дыша, но улыбаясь Хантеру, Элизабет задумчиво произнесла:— Когда мне было десять лет, я только начала разучивать эту сонату, повторяя ее снова и снова, а мой отец кричал на меня, что переименует эту сонату из “Патетической” в “Жалостливую”. Последующие шесть месяцев он потратил на то, чтобы объяснить мне смысл и пафос произведения, а я так по-настоящему и не поняла, зато хорошо усвоила, что означает “жалостливая”. У меня ушли годы на то, чтобы научиться играть ее без ошибок.— А теперь, я думаю, никто бы не потребовал от вас ее понимания. Благодарю вас, Элизабет, вы доставили мне огромное удовольствие. Но уже поздно. Могу я увидеть вас в понедельник вечером? Андре Гарро играет Моцарта в Линкольн-центре. Мне было бы очень приятно разделить эту радость с вами.— Да, — ответила она, медленно поднимаясь с места. — С удовольствием. Гарро — прекрасный исполнитель.
Адриан включил магнитофон, и Элизабет и Род услышали разговор Брэда с его дядей Майклом Карлтоном.— Это бессмысленная затея! — сказал Брэд.— Знаю. Похоже, что Джеймс Хьюстон — дутая фигура. Ошибка. Какая жалость, что мы не позволили нашей милой Элизабет нанять его!— Знаешь, давай продолжим этот разговор при встрече. Телефон в офисе ненадежен. Я просто хотел ввести тебя в курс дела.— Поговорим подробнее в четверг вечером в доме твоей бабушки. В то же время, Брэд.— Ладно.— Есть еще кое-что, Брэд. Девушка, на которой ты собираешься жениться… Это серьезно?Голос Брэда зазвучал иначе — в нем чувствовались насмешка и некоторая горечь.— Она дочь сенатора, и, по мнению бабушки, из нее выйдет плодовитая мать семейства. На свое несчастье, я встретил ее в Вашингтоне на одном политическом сборище и начал окручивать.— Надеюсь, ты знаешь, что делаешь.— О, знаю, дядя, знаю.Щелчок, означающий, что трубку положили. Тишина. Воцарилось длительное молчание. Род заговорил первым — на губах его играла легкая, но очень недобрая, даже жестокая улыбка.— Интересно знать, о чем это они. Дядюшку Майкла беспокоит, что Брэд женится на дочери сенатора, а Лоретта очень довольна таким поворотом?— Я все выясню, — небрежно бросила Элизабет.— Как? — спросил Адриан, подаваясь вперед и складывая мощные мясистые руки.— Поверьте, у меня есть возможности.— И все же очевидно, что у нас происходит утечка информации, и мы должны выяснить ее источник.— Да, — отозвался Адриан. — Взять хотя бы дело с Джеймсом Хьюстоном. Правда, на сей раз все сработало на нас.— Я надеюсь, Брэд не подслушивает наш разговор?— Нет, больше не подслушивает, Элизабет. Есть пословица: “Каждая гадость найдет свою пакость”, — а в данном случае на каждого “жучка” найдется другой “жучок”.Господи, как она ненавидела все это — притворство, лицедейство, ложь. Самое трудное, вероятно, притвориться, что она испытывает оргазм. Но в последнее свидание с Роуи ей пришлось пойти на это. Она подождала, пока Роуи достигнет вершины наслаждения, заставила себя крепко прижаться к нему, поцеловать его в плечо."Кристиан ошибся, — думала она. — Я могла бы убить другого человека”.— Элизабет, в чем дело? Снова притворство — улыбка.— Ничего, Роуи. Мне приходится о многом думать — вот и все.Он отодвинулся от нее, и все ее тело расслабилось, освободившись наконец из объятий предателя.Потом они долго молчали.— Что ты думаешь о Брэде Карлтоне и его романе с дочерью сенатора? — спросила она наконец.— Вот еще, плевать мне на них!— Нет, серьезно, Роуи, я слышала, что Брэд не очень-то рвется жениться, и Майкла Карлтона все это беспокоит.— Не знаю, — сказал Роуи. Теперь он лежал на спине, слегка почесывая живот.— Да ну же, ты рассказывал мне о том, как старые деньги липнут к старым деньгам и как грязное белье стирают потихоньку, вдали от глаз.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108