Но спазмы вновь сотрясли ее тело, и у Дарии вырвался стон.
— Где флакон, который дала тебе королева?
Дария не повернула головы. Зачем он пришел? Она хотела умереть и не нуждалась в свидетелях. Она собралась было ответить, но ей помешал очередной приступ рвоты, и несколько минут молодая женщина не могла ни говорить, ни думать.
Роланд не на шутку испугался, наблюдая за тем, как мучается его, жена.
Он обратился к Салину, стоявшему возле него:
— Принеси воды и чистого холста. Да, и какой-нибудь приличной еды, например, горячего бульона. — Роланд поморщился, глядя на миску с супом. — Если бы мне пришлось есть это отвратительное варево, меня бы тоже вырвало. Коли монахи будут возражать, сверни им шеи.
Дария почувствовала, как его руки легли ей на плечи, и попыталась гордо выпрямиться, но смогла только покачать головой и задрожала, как осенний лист.
— Успокойся, — сказал он, подхватывая Дарию на руки и сажая к себе на колени. — Это ложе жестче уэльсских скал.
Роланд ощутил промозглую сырость кельи и нахмурился. Ей нельзя было оставаться здесь, она заболеет. Аббат заверил его, что Дария будет хорошо устроена, сукин сын. Как быть? В аббатстве такие строгие правила по части пребывания в них женщин. Наверное, святые отцы считали, что вид женщины вызовет у всех монахов приступ похоти.
Дария содрогнулась от нового позыва на рвоту.
— Я дам тебе снадобье королевы.
Он положил Дарию на узкую кровать и склонился над ней. Его пугала ее бледность и худоба. Он бы, наверное, тоже был таким худым, если бы регулярно опорожнял содержимое своего желудка. Роланд поил ее настоем из трав, когда вернулся Салин.
Дария увидела в глазах воина жалость и отвернулась к стене.
— Полежи немного, Дария, а потом поешь, пока бульон не остыл. Салин, я хочу поговорить с тобой наедине.
— Один из монахов сказал мне, что эта келья служит карцером, — сообщил Салин как бы между прочим, когда они остались с глазу на глаз. — Сюда сажают тех, кто совершит какой-нибудь проступок. Их сначала порют, а потом бросают в карцер на несколько часов, но никогда на целую ночь, иначе они могут умереть. И как вы теперь знаете, в карцере размещают также женщин, которые имеют несчастье останавливаться в аббатстве на ночь. Ваша жена заболеет, если останется здесь.
— Карцер, — машинально повторил Роланд. — Но это аббатство, и я не вправе нарушать правила, какими бы жестокими они ни были. Однако если я не могу взять ее в главное здание, мне придется переночевать вместе с ней. Принеси мне все одеяла, которые сумеешь найти, Салин, и ничего не говори нашим хозяевам.
Тот кивнул и вышел. Роланд повернулся к жене, все еще лежавшей лицом к грубой каменной стене, с поджатыми ногами. Ей стало лучше, и он надеялся, что это добрый знак.
— Съешь бульон, Дария.
Она застонала, но Роланд решительно посадил ее к себе на колени и стал очень медленно кормить бульоном.
Наконец она открыла глаза и с удивлением посмотрела на него.
— Я чувствую себя прекрасно. Это состояние такое странное — то я хочу умереть, то сражаться и завоевать новую землю.
— Сегодня вечером никаких сражений. Я останусь здесь с тобой. Если бы не дождь, мы бы спали на воздухе, а не в этих мрачных руинах, но сейчас должны быть благодарны и за этот кров.
Он продолжал кормить Дарию и с облегчением заметил, что на ее щеки вернулся румянец.
Увидев Салина, нагруженного одеялами, Дария улыбнулась, и затем рассмеялась — из-за груды одеял выглядывали только его свирепые глаза, и Роланд, отвыкший от звука ее смеха, тоже улыбнулся.
Салину он сказал:
— Присмотри за тем, чтобы всех моих людей разместили, и накажи им ничем не раздражать монахов. А если монахи чем-нибудь провинятся, не обращай на это внимание. Мы бы не хотели, чтобы кого-то из них в наказание прислали сюда разделить с нами карцер.
Вскоре Роланд задул единственную свечу, лег на страшно неудобный матрац и положил Дарию рядом. Он коснулся губами мочки ее уха и, пожелав доброй ночи, привлек к себе.
— Ты храпишь, Роланд? — спросила Дария. — То есть я хочу уточнить, не фыркаешь ли как простуженная лошадь?
— Не знаю. Ты мне завтра скажешь.
— Если бы ты только спал в одной комнате с Иной! Это настоящая пытка. Давным-давно она была замужем, и муж бросил ее из-за храпа. Дескать, нет смысла иметь эту женщину, если ради этого приходится терпеть свинью и лошадь.
Роланд обнял ее, и она крепче прижалась к нему. Почувствовав его напряженную плоть, Дария замерла. Она не хотела, чтобы он унизил ее так, как в брачную ночь. Воспоминания об этом вернули боль от его ярости, боль от стыда, который Роланд заставил ее испытать. Но Дария постарается забыть об этом. В ту ночь он был зол, расстроен и сорвал на ней свой гнев. С тех пор муж был к ней добр. Дария подумала о том, всегда ли женщины ищут оправдания мужчинам, когда те ведут себя, как дикие звери?
Роланд разбудил ее на рассвете. Ночью дождь прекратился, но солнце скрывали тяжелые черные тучи.
Он собирался вскочить с кровати и прихватить с собой Дарию, но, вспомнив о ее состоянии, сказал:
— Не вставай. Полежи еще немножко. — Приподнявшись на локте, он заглянул ей в лицо, стараясь рассмотреть его в тусклом утреннем свете. — Как ты себя чувствуешь?
— Еще не знаю.
— Я должен идти, но ты лежи, пока Салин не принесет тебе теплого молока и хлеба.
— Спасибо, Роланд.
Его голос был так же тверд, как и матрац, на котором он провел ночь.
— Ты моя жена. Я не хочу, чтобы ты испытывала большие неудобства.
— Даже хотя ты думаешь, что я ношу ребенка другого?
— Не веди себя как обиженное дитя, Дария. У тебя нет для этого оснований. Отдыхай, скоро увидимся.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89