Как известно, гонца, принесшего дурные вести, в старые времена казнили.Он развернул записку и снова перечитал. Наконец-то! Еще немного, и он сам бы помчался к ней, невзирая на доводы рассудка. Она пишет, что готова обсудить с ним важное дело. Вот как? В мужестве ей не откажешь. Ему не терпится узнать, что у нее на уме. Хорошо, что он первый не бросился к ней, предлагая свои услуги! Теперь ее очередь! Она все-таки опомнилась.Филип позвал Дамблера и стал одеваться, не переставая гадать, что она ему сообщит. Глава 27 Ровно в половине пятого виконт Деренкур постучал в дверь гостиничного номера, который снимала леди Сабрина Эверсли. Слава Богу, она не нуждается. Филип первым делом справился, догадалась ли Сабрина закрепить за собой наследство матери.Неуклюжая толстая женщина неопределенного возраста впустила виконта, с нескрываемым любопытством рассматривая его. Такая бесцеремонность возмутила Филипа.— Я виконт Деренкур. Доложите обо мне своей госпоже, — надменно велел он, справедливо полагая, что Сабрина вынесла немало неприятностей от этой злосчастной особы. Он с первого взгляда почувствовал искреннее отвращение к ней. Она наверняка грубит Сабрине. — Доложите и можете уходить.Хиклс с разочарованным видом удалилась в крошечную гостиную.— Леди Сабрина, к вам виконт Деренкур, — объявила она.Сабрина поднялась навстречу гостю. Филип был потрясен ее видом. Она смертельно бледна и измучена и так смотрит на него, будто ждет осуждения. Боится, что и он заодно с теми, кто издевался над ней?— Милорд, я рада, что вы нашли время приехать, — пробормотала девушка с таким смирением, что виконт готов был схватить ее в объятия и просить никогда больше ни о чем не тревожиться, пока он жив. Но Филип сдержался. У нее какое-то деловое предложение. Он будет играть по ее правилам. Поэтому он не сдвинулся с места.— Хиклс, — приказала Сабрина горничной, — вы свободны. Оденьтесь потеплее, на улице холодно.Филип снял пальто и перчатки, и когда Сабрина взяла их у него, неожиданно нахмурился.— Постойте, что у вас с рукой? Дайте я посмотрю.— Ничего особенного, — отмахнулась она, пряча руку за спину. — Еще раз благодарю за то, что пришли, милорд. Не хотите ли сесть?— Нет, сначала покажите руку. И кто вам ее бинтовал? Слепой калека?— Я сама. Трудно орудовать одной рукой. Я порезалась об осколки зеркала. Случайно разбила. Уже совсем не болит.Но он высился перед ней, как скала. Наконец Сабрина, устало вздохнув, подчинилась. Филип размотал повязку и осмотрел рану.— Не слишком страшно, — решил он, — но нужно промыть порез бренди. У вас есть что-то в этом роде?Сабрина кивнула и подошла к буфету. Бренди, должно быть, самого низшего сорта, но это не важно.Он подвел Сабрину к окну, распахнул створки и заставил ее высунуть ладонь наружу. И только потом плеснул на нее жгучей жидкости. Девушка даже не дернулась и не застонала. Хорошо еще, что в этот момент под окном не было прохожих.— А теперь как следует перевяжем. Очень болит?Рана горела, но Сабрина покачала головой. Он аккуратно забинтовал руку.— Ну вот, как вы себя чувствуете?— Прекрасно, благодарю вас.— Не хотите рассказать, как вы ухитрились расколотить зеркало?— Нет. Простая неловкость, ничего больше. Пожалуйста, милорд!Филип смирился, молча сел и, сложив ладони домиком, улыбнулся Сабрине.— Хотите чаю?— Не стоит. Сейчас меня больше всего интересует предмет нашей беседы.— Тогда к делу.Она села напротив Филипа, спокойная, сдержанная, полностью владеющая собой. Ведет себя безупречно. Если он выкажет свое беспокойство, Сабрина посчитает, что ее жалеют, а этого она не допустит.Прошло несколько минут. Сабрина не произнесла ни слова, только смотрела на него.— Я получил вашу записку, Сабрина. Вы сообщили, что желаете обсудить со мной важное дело, — прервал затянувшееся молчание Филип.— Совершенно верно, — выдавила она, упрямо уставясь в какую-то точку за его левым плечом. — Вам, разумеется, уже известно, почему я здесь.— О да, — беспечно обронил он. — Я вернулся в Лондон в прошлую субботу. Должен сказать, вы произвели фурор.Истории, которых я наслушался, так невероятны, что ни вы, ни я больше не можем считаться простыми смертными. Мои мужские доблести, оказывается, таковы, что любой джентльмен, должно быть, скрипит зубами и зеленеет от зависти. Сабрина не находила слов.— Вы приехали в субботу?! И, зная, что произошло, ничего не предприняли? Сегодня среда! Среда!— И что из этого? Кстати, вы так и не объяснили, в чем дело.Сабрина поднялась и гордо распрямила плечи.— Вы правы, милорд…— Филип.— Да, Филип. Так вот, вы были правы во всем. Я уничтожена, втоптана в грязь стараниями некоей мисс Терезы Эллиот, которая, насколько я поняла, охотится за вами. Я пыталась объяснить ей, что никоим образом не претендую на вас, но она даже не пожелала слушать меня. Все произошло так, как вы и говорили, милорд. Оказалось достаточно одного змеиного языка, чтобы изменить всю мою жизнь! К сожалению, моя тетя не склонна оправдывать меня и предпочла поверить чужим людям. Она потребовала, чтобы я возвратилась в Монмут-Эбби. По вполне понятным причинам я не могла так поступить, поэтому пришлось покинуть ее дом.— Не стану тратить зря время, напоминая, что я обо всем вас предупреждал.— Спасибо. Я ценю вашу сдержанность. Филип учтиво улыбнулся:— Весьма польщен. Ну а теперь о деле. Так что же вы хотели мне сообщить?— Я много размышляла в эти дни. Никогда еще мне не приходилось испытывать такого полного одиночества. Ни друзей, ни близких. Мне крайне тяжело. Невыносимо. Больше я так не могу.Филип прекрасно представлял, каково сейчас девушке. Значит, теперь даже замужество предпочтительнее всеобщего остракизма.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96