Он был болен и чувствовал себя еще хуже, чем тогда, когда ему сломали два ребра в одном славном кулачном бою — это было за два месяца до того, как погиб его старший брат и он унаследовал титул, который был нужен ему лишь потому, что он не мог спокойно смотреть, как разрушается его родной дом.Он снова опустил веки и мысленно увидел Джоан, одетую в мужской костюм. Она смотрела на него и улыбалась. Непостижимая девица! Она вернется, в этом не могло быть ни малейших сомнений — конечно, если она вообще приходила.Час спустя он был поражен до глубины души: Джоан не только вернулась сама, но и привела с собой своего брата Дугласа. На ней по-прежнему был мужской костюм. Как это понимать: неужели брат позволяет ей делать все, что ей заблагорассудится? Неужели никто не наставляет ее, не учит, как надлежит вести себя молодой девушке из хорошей семьи?Колин смотрел на графа Кортклиффа, а тот смотрел на него. Что сказать графу в данных обстоятельствах, он так и не придумал.Дуглас невозмутимо произнес:— Вы едете с нами в наш городской дом. Вы больны, это очевидно, а моя сестра не желает выходить замуж за человека, который стоит на краю могилы.— Значит, вы и впрямь приходили, — сказал он, глядя на Синджен.— Да, и теперь все будет хорошо. Я буду очень заботливо за тобой ухаживать.— Черт побери, я вовсе не болен, я просто устал. Вы делаете из мухи слона, и вообще, оставьте меня в покое.— Помолчите, — оборвал его Дуглас.И Колин, поскольку чувствовал себя хуже, чем изголодавшаяся уличная дворняга, замолчал. Все равно он ничего не мог поделать.— Синджен, выйди. Он голый. Ты будешь его смущать. Позови Генри и Боггса, чтобы они помогли ему одеться.— Я могу одеться сам, — сказал Колин, и Дуглас, взглянув в его воспаленные от лихорадки глаза, не стал спорить.Оделся он не слишком аккуратно, но достаточно быстро. Однако путь до дома Шербруков оказался сущим кошмаром. А когда Генри и Боггс повели его вверх по ступенькам широкой парадной лестницы, он лишился чувств.И только когда Колина Кинросса уложили в постель в спальне для гостей, Дуглас обнаружил на верхней части его бедра ножевую рану в четыре дюйма длиной. Глава 4 — Тебе надо отдохнуть, Синджен. Сейчас уже почти час ночи.Синджен не хотелось отрывать глаз от неподвижного лица Колина, однако она заставила себя посмотреть на свою невестку.— Я и так отдыхаю, Алике. Просто я должна быть рядом, когда он проснется. Он все время хочет пить.Алике спокойно заметила:— Он человек крепкий, он не умрет. Я о нем уже не беспокоюсь. Мне важно, чтобы ты не подорвала свое здоровье.— Алике, ты мне обещаешь, что он не умрет?— Обещаю. Он дышит уже не так тяжело, как прежде, я это ясно слышу. Доктор сказал, что он поправится. И уверяю тебя — так оно и будет.— И все-таки мне не хочется оставлять его. Ему снились жуткие кошмары.Алике сунула в руку Синджен чашку чаю и присела рядом.— Какие кошмары?— Трудно сказать. Во сне он словно чем-то напуган и озадачен. Но боится он чего-то реального или же это просто порождение лихорадки, я не знаю.Колин слышал ее голос. Он был тих и звучал спокойно, но в нем сквозила глубокая затаенная тревога. Колин хотел открыть глаза и взглянуть на нее, но у него ничего не вышло. Он был где-то глубоко внутри себя самого, и ему в самом деле было страшно, в этом она не ошибалась. Он снова видел Фиону — она лежала мертвая у подножия утеса, на острых камнях, широко раскинув руки и ноги. А он стоял на краю утеса и смотрел на ее тело. В нем поднимался страх, ему хотелось бежать от этого страха, но тот преследовал его, захватывал его все больше, и вот он уже умирал от ужаса перед тем, чего он не мог или не хотел вспомнить, и от давящей, мучительной неизвестности. Неужто он убил ее? Нет, черт возьми, он этого не делал, он не убивал свою жену! Даже этот кошмар не заставит его поверить в то, что он ее убил. Кто-то привел его туда, может быть, даже сама Фиона, а потом она сорвалась вниз, но он ее не убивал. Он знал это в глубине души, знал совершенно точно. Он медленно пятился от края обрыва, один шаг, еще один, еще… Он чувствовал головокружение и странную отстраненность от себя самого. Потом он привел людей на вершину утеса, туда, откуда он увидел ее, и никто не спросил его, что случилось и почему Фиона лежит тридцатью футами ниже и у нее сломана шея.Но потом пошли толки, бесконечные толки, и они были еще ужаснее открытого обвинения, потому что они носились в воздухе вокруг него, но так, что ему не за что было ухватиться и не было никакой возможности пресечь эти шепотки и туманные намеки. Они мучили его, ибо ему некому было кричать, что он невиновен, но с другой стороны, как объяснить, каким образом он сам очутился на краю того утеса? Он этого не знал, не помнил. Он очнулся от беспамятства и вдруг обнаружил, что находится там. У него не было никаких объяснений случившемуся, совсем никаких. Единственным человеком, которому он рассказал все, что помнил, был отец Фионы, лэрд (Лэрд — помещик, владелец наследственного имения в Шотландии, то же самое, что сквайр в Англии.) клана Макферсонов, и тот поверил ему. Но этого было недостаточно, потому что с тех пор он так ничего и не вспомнил. Он весь извелся, и больше всего это чувство вины, которая вовсе не была виной, терзало его, когда он спал и не мог ему сопротивляться. И все-таки, даже зная, что невиновен, он смотрел на свои ночные кошмары как на искупление, через которое он должен пройти.Он застонал и заметался на постели. Ножевая рана в бедре горела. Синджен тотчас вскочила на ноги и попыталась успокоить его, сжав руками его плечи.— Тихо, Колин, тихо. Все хорошо. Это просто кошмарный сон и ничего больше, он порожден твоим собственным воображением.

Это ознакомительный отрывок книги. Данная книга защищена авторским правом. Для получения полной версии книги обратитесь к нашему партнеру - распространителю легального контента "ЛитРес":


1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20