– Не хотите ли снова прогнать меня, мой повелитель?
Фелина отлично понимала, что не зря теплые, сильные руки обняли ее за плечи.
– Изменилась моя фамилия, а моя любовь осталась прежней. Достаточно сильной, чтобы убежать от вас, сохраняя честь вашего рода. И достаточно сильной, чтобы навсегда привязать вас к себе, когда убегать нет необходимости!
Потрясенный этим признанием, которое могла сделать лишь храбрая Фелина, Филипп опустил глаза и тяжело вздохнул. Однако совсем не просто разорвать страшную сеть, сплетенную из опасений, гордости и гнева, опутывавшую его многие часы.
– А тогда к чему промедление? Зачем желание мне отомстить?
Фелина покачала головой и нежно дотронулась пальцами до гневных складок на его лбу.
– Отомстить? Вот смешная идея! Ведь я была совершенно измучена и к тому же сильно измотана этой дикой скачкой. Мадам Берта рассердилась, узнав, что я в то время уже ждала ребенка. Вам повезло, что она не вцепилась ногтями вам в лицо. Она отправила меня в постель, как только я вышла из библиотеки. Поила меня какими-то настойками из трав, пока я не заснула. Так крепко, как уже давно не спала. Когда я проснулась, начался уже сегодняшний вечер, и мадам Берта совершила чудо, принеся мне такой ужин, который мой бедный желудок согласился переварить. Довольная, она наконец ушла из моей комнаты. Тогда я проскользнула через ту смежную дверь, смутив бедного Антуана, и стала ждать вас в постели. С большим нетерпением, признаюсь вам под конец.
Последние слова она произнесла, прижавшись к его груди. Его лицо в это время утонуло в ее волосах. Ее руки, отделенные от его тела только тонкой льняной рубашкой, обняли его за плечи. Фелина слышала громкий стук его сердца.
И вдруг в ее голове мелькнула поразительная мысль: ей удалось вселить страх в такого непобедимого, сурового дворянина.
– Фелина, моя красавица, сердце мое, моя жизнь! Никогда больше не оставляй меня! Второй раз я этого не вынесу!
– Я и не собираюсь оставлять вас, господин! – скромно ответила она.
Казалось, что лицо Фелины осветилось изнутри. Светом, победившим грозный огонь в ее глазах, ставших нежными, как лунный блеск на поверхности неподвижного пруда. На ее лице отразилась беспредельная любовь, которую не смогла бы ему подарить никакая другая женщина. Эти перемены взволновали его больше самого страстного признания.
– Мне будет трудно не прикасаться к тебе, моя родная, когда ты так смотришь на меня, – прошептал Филипп сдержанно.
– Не понимаю, что тебе мешает прикасаться ко мне. Едва заметным движеньем убрала она рубашку между его грудью и своей щекой. Ее губы коснулись его кожи. Дыхание Филиппа участилось от дерзкого и нежного прикосновения ее язычка к его соскам.
– А как же ребенок, которого ты ждешь?
Фелина от души рассмеялась.
– Уж если ему не повредила скачка, не повредит ему и наслаждение, которое ты мне подаришь.
Этой фразы оказалось достаточно. Розовая ночная рубашка соскользнула с плеч, и Фелина отдалась страстным, жадным поцелуям, покрывавшим ее губы и тело. Они оставляли жгучие следы на нежной коже. Фелина извивалась в его ласковых объятьях.
Между ними не осталось никаких преград; они были равны друг другу и связаны только силой большой любви. Их слияние стало подарком судьбы, означавшим для Филиппа и капитуляцию, и счастье.
В такой момент никому из них не хватило бы терпения для долгой эротической игры. Ее время настанет потом.
Они были охвачены бешеной, неудержимой лихорадкой. Каждый стремился ощутить другого внутри себя, слиться с ним, став единым телом, единым сердцем, единой душой.
На вершине наслажденья, предвкушая оргазм, Фелина открыла глаза и увидела, что Филипп пристально смотрит на нее. Но это был уже не взор нацеленного на добычу сокола, а взгляд, полный удивления, наивного восхищения и чистейшей радости.
Лицо юноши, каким оно, вероятно, было много лет назад. Черты, которые он, возможно, передаст своему сыну.
Фелина запечатлела их в своем сердце, прежде чем страсть захватила их обоих, сжигая все мысли в огне вожделения.

Эпилог

Март 1596 года – Лувр
Блестящий весенний праздник в конце марта, сделавший королевский дворец на берегу Сены островом сияния и света, собрал в Лувре представителей всех известных французских родов. Уже несколько дней в Париж прибывали кареты, заполненные людьми и багажом. Торговцы и ремесленники радостно потирали руки, предвкушая будущие барыши.
Мастер Орель тоже постарался своевременно пошить заказанные ему роскошные одежды. Одни только бесчисленные жемчужины на черном бархатном платье графини де Сюрвилье заставили трудиться целый день несколько юных швей.
Графиня выглядела чрезвычайно помпезно. Она блистала рядом со своим неотесанным супругом. Но ни бархат, ни жемчуг не могли скрыть того, что красота бывшей мадам д'Ароне уже начала увядать.
Пудра и краски скрыли мелкие морщинки возле глаз, но складки вокруг рта оставались заметными. Да ипышность тела постепенно превысила допустимые размеры. Ощущенье неудовлетворенности излости исходило от нее подобно запаху слишком резких духов.
– Надеюсь, на этот раз вы сумеете не раздражать короля! – прошипела она, входя вместе с графом в нарядный зал. – Я не желаю снова месяцами торчать в провинциальном замке.
Граф де Сюрвилье за те самые месяцы привык не обращать внимания на постоянное брюзжанье своей дамы. Он с интересом разглядывал многочисленных приглашенных на бал и вдруг заметил высокого темноволосого мужчину, с обожанием смотревшего на свою спутницу.
– Проклятье, де Анделис тоже здесь! При виде этого типа во мне закипает желчь!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63