Почему, отец?
– Последняя представительница древнего и славного рода погибла в ту проклятую ночь двадцать с лишним лет назад, когда в королевстве устроили беспощадную охоту на людей протестантского вероисповедания. Я имею в виду Маризан, Филипп. Маризан де Брюн, мою супругу. Она была урожденной дю Рок.
– Однако... как могла книга попасть в руки крестьянки?
Разумный и вполне оправданный вопрос Филиппа заставил аббата Видама устало присесть на скамью возле гладко оструганного деревянного стола.
– Пути Господни неисповедимы. Вероятно, господа, я должен рассказать вам о тех событиях, которые связаны с рождением Фелины. Время было трудным. Семена вражды против вашей веры разлетелись далеко за пределы Парижа. В те дни многие гугеноты искали спасения в бегстве из столицы. Среди такой группы беженцев, которая появилась вблизи нашей деревни 25 августа 1572 года, находилась молодая женщина, вот-вот готовая родить. Измученная молодая дама, едва избежавшая смерти при нападении католиков на ее карету вблизи Шантильи.
Амори де Брюн вскочил, забыв о своей подагре и о палке, которой до тех пор пользовался при каждом шаге.
– Разве это возможно? Неужели вы, наконец, сообщите мне о судьбе Маризан после стольких лет страдания и боли? Вы можете подтвердить, что Фелина тот ребенок, которого она носила тогда во чреве?
Священник умиротворяюще воздел руки.
– Успокойтесь, господин, и не ждите от меня чуда. Я не знаю, как звали ту несчастную, я могу рассказать лишь о случившемся в те дни. Бландина нашла группу беженцев в лесу возле мельницы, собирая по утренней росе травы. Остальные, гонимые страхом, спросили только о дороге через лес на Сенли, а дама осталась. Приближались роды, и она не могла больше следовать за другими беженцами. Бландина, женщина благочестивая и отзывчивая, помогла ей добраться до заброшенного сарая, где та оставалась бы в безопасности. Бедная дама была окончательно измучена и напугана предшествовавшими событиями. Она не могла говорить и была почти без сознания, когда спустя некоторое время родила крохотную девочку. Казалось, она напряглась только для того, чтобы вытолкнуть в этот мир едва дышащего младенца. И скончалась, не приходя в себя.
Аббат Видам прервал рассказ, так как Амори де Брюн закрыл лицо руками. Слышалось только тяжелое прерывистое дыхание. Затем, овладев собой, он глянул на священника серыми глазами.
– Дальше, дальше... что было потом?
– Бландина, которая много лет напрасно молилась о ребенке, подумала лишь об одном, как спасти дитя, неожиданно посланное ей небом! Она опасалась, что преследование протестантов может коснуться и этого невинного младенца. Поэтому скрыла от всех случившееся в лесу и в сарае. Доверилась только мне, своему духовному отцу. Я похоронил следующей ночью неизвестную даму на нашем кладбище, а девочку окрестил, дав ей имя Фелина.
Филипп разрядил едва переносимое напряжение резким вопросом:
– Вы хотите сказать, что все село поверило во внезапное падение ребенка с небес? А Жан, ее муж, как он-то отнесся к этому ребенку?
– Бландина и Жан жили возле старой мельницы, недалеко от леса. Они никогда по-настоящему не были членами сельской общины, хотя Жан родился в нашем селе. Вероятно, это зависело от женщины, которая собиралась стать монахиней, но потом влюбилась в молчаливого, сурового мужчину. Всю жизнь она считала, что должна каяться за свой греховный поступок. Она ни с кем не общалась и в селе бывала только во время ярмарки. А под лохмотьями, которые носит наш народ, трудно заметить беременность женщины, господин. Ну, а Жан был немногословен, трудолюбив и благороден. Для Бландины он доставал бы звезды с неба, если бы смог. То, что Господь таким необычным способом исполнил ее желание иметь ребенка, он считал вполне нормальным. Фелина была для него родной дочерью, как если бы он был настоящим отцом. Когда Бландина через четыре года родила свою собственную дочь, оба уже успели забыть, что Фелине жизнь дала другая мать.
– Не такое, стало быть, невероятное чудо, сходство Фелины с Мов и с Маризан, – пробормотал Амори де Брюн.
– Но почему, аббат, зная о благородном происхождении Фелины, вы не пытались разыскать ее отца или других родственников? Кто сказал вам, что некому проливать слезы о молодой даме и ее неродившемся ребенке?
Филипп сжимал в руках перчатки, чтобы скрыть свое возмущение.
– А где? Через кого? В каких местах я мог бы начать поиски, маркиз? Если роженица и сказала что-то Бландине, та даже во время исповеди не открыла тайны. Какое-то время я ждал возможных известий о розыске пропавшей. Но за несколько лет таких известий не появилось, и я решил, что вся семья ребенка погибла в ту Варфоломеевскую ночь. Слишком многие тогда погибли.
– И не было никаких вещественных примет? Никаких признаков в одежде или в багаже? Вы же понимаете, что супруга де Брюна не могла бежать, будучи беременной, с одним Часословом!
– Оставьте ваш сарказм, мсье!
На какой-то момент за смиренной маской сельского священника проглянуло лицо аристократа Жюля де Видама. Его нельзя было смутить ни высокомерным поведением, ни повелительным тоном.
– Дама лишилась большей части имущества при нападении на карету. Только скромный узелок с бельем и некоторым количеством денег несла она с собой.
– Куда это делось?
– Белье? Пошло на пеленки. Деньги? Истрачены на питание. Книга? Я возвращаю ее вам. У меня не возникало желания обогатиться за счет несчастной женщины.
Однако маркиз продолжал свои упреки.
– А Фелина? Вы превратили ее в дочь крестьянина. Кто дал вам право скрывать от девушки ее происхождение?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63