Я не могу больше жить без тебя, ты нужна мне, как воздух! Как солнце, как месяц, чье ночное серебро отражается в твоих очах.
Фелина прекратила всякое сопротивление. Тесно прижавшись к Филиппу, она прикоснулась щекой к золотому шитью темно-коричневого жилета, части праздничного наряда.
Не сон ли это? Действительно ли Филипп произнес такие слова? Его ли сердце глухо и тяжко билось в такт с признанием?
– Не покидай меня, любимая...
– А я и не собираюсь тебя покидать. Ты покинул меня тогда, после ночи в замке Анделис.
– Утешит ли тебя то, что я называю себя величайшим глупцом во всем королевстве? Я убежал потому, что боялся потерять независимость. Я, дурак, не понял, что ты держала в ладонях мое сердце.
– Филипп!
Движение, которым Фелина подняла голову и подставила рот для поцелуя, было старо, как человечество. Он наклонился и захватил ее губы своими. Это означало и обещание, и капитуляцию.
– Люблю тебя, сердце мое! Обещай никогда не покидать меня!
Светлая улыбка отразилась в ее глазах.
– Я целиком твоя, как же я тебя покину? Я твоя, пока ты меня хочешь!
– Всегда! Всю нашу чудесную, вечную, совместную жизнь!
Кроха, дремавший в корзине возле камина и разбуженный их шепотом, тихо тявкнул. Однако влюбленные ничего не услышали. Потеряв голову от страстных поцелуев, они жаждали одного: наверстать потерянное из-за ложной гордости и собственной близорукости.
Эта ночь между двумя годами принадлежала только им! О таком миге Фелина мечтала, поборов свою гордость и отправившись с Амори де Брюном в Париж. Но, очевидно, понадобилось пережить все печали и все влечения, чтобы по-настоящему оценить полученный в новогоднюю ночь подарок.
– Разве не утверждали вы, что не собираетесь принимать в своей постели столь бранчливую личность?
Фелина, преодолев скованность, рискнула слегка подразнить его, пока он отважно помогал ей освобождаться от нарядного платья.
Маркиз отомстил за дерзость пламенным поцелуем и решительно порвал последние, мешавшие ему завязки.
– Начинаю догадываться, как лучше всего заставить вас замолчать, моя красавица! – прошептал Филипп, поднял ее на руки, сбросив темно-сине-золотую материю, и понес Фелину на постель, заботливо приготовленную вышколенным слугой.
Одетая лишь в короткую шелковую рубашку, вырез которой позволял увидеть привлекательную грудь, Фелина на сей раз не отодвинулась на край перины. В слабом желтом свете четырех свечей, горевших возле ложа, она выглядела так, что приковала к себе все внимание Филиппа Вернона.
Пышные юбки и широкие кружевные воротники, предписанные в тот период женской модой, придавали Фелине хрупкую нежность, заставлявшую принимать ее за слабое, нуждающееся в защите существо. Без шикарной одежды и украшений можно было увидеть совершенство линий ее тела, обладавшего гибкой прочностью вербы. Элегантность природной силы, проявлявшейся в напряженных мышцах и шелковистой коже.
– О, как ты чудесна...
На такой комплимент Фелина могла бы ответить аналогично.
Легкость, с которой в Филиппе соединялись элегантность и сила, покоряли и очаровывали ее. Прикосновение к нему, касание пальцами продолговатых мышц, ощущение неожиданной плавности, с которой рубцы от полученных в бою ран переходили в бархатистую гладкость кожи, восхищало ее руки и ее сердце.
– Нет, не надо гасить свет! Мне нравится, когда ты смотришь на меня! – попросила она, схватив его за руку, когда он потянулся к подсвечникам.
Светлый огонь ее серебристых глаз в сочетании с теплым, заманчивым тембром голоса превышал возможности мужчины с холодным рассудком. Страстный поцелуй Филиппа заставил ее раскрыть губы и освободить путь для его проникающего внутрь языка. Она энергично прижалась к маркизу, погружаясь в волны чувственного желания, разбуженного им.
Ищущие пальцы сдвинули на плечи верхние края рубашки и ощупали упругие и вместе с тем мягкие округлости бюста. Розовые, затвердевшие соски внезапно съежились от прикосновения, когда Фелина, инстинктивно стремясь к облегчению, потерлась о жесткое мужское тело, похожее на скалу, противостоящую бурному потоку.
Филипп осторожно подвинулся, дав ей возможность лечь на спину, а потом прошелся губами по напряженной белой шее. Он осыпал поцелуями голубую пульсирующую жилку, отыскал чувствительную впадинку возле ключицы и наконец спустился, разгоряченный, к нетерпеливо ожидавшим вершинам груди. Кончик его языка коснулся сосков, потерся о них, загнал их обратно в гнездышки и снова, поочередно, заставил подняться вверх.
Фелина казалась себе опаленной огнем, проникшим глубоко внутрь через каждую из пор на ее коже. Она не воспринимала своих вздохов и хриплых звуков, признаков страстного желания, которые лишь подстегивали Филиппа.
Он спустил рубашку вниз через бедра, превратив простое раздевание в эротическую ласку. Женщина прошла через его руки, дрожа от головы до ступней.
Маркиз признался себе, что она сплошное совершенство без предрассудков, созданное, чтобы дарить и принимать безоглядную любовь.
Фелина находилась по ту сторону сознания. Охваченная бурным потоком чисто чувственных восприятий, она полностью, без помех отдавалась мужчине, завладевшим ее сердцем. Он один имел право завоевывать ее, проникать в любой уголок, в любое, тщательно охраняемое убежище.
И как он это делал! Никогда не испытывала она подобного наслаждения. Его губы вызывали сладчайшие муки, его язык превратился в орудие неведомого ранее блаженства.
Она не поняла, что случилось, когда он ласковой, но твердой рукой раздвинул ей стройные ноги и просунул между ними свою голову.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63