– Поздравляю, мадам, – обратился к ней Вернон с насмешкой и одновременно с невольным уважением. – Вы блестяще выпутались из авантюры и заставили меня очень удивиться.
Фелина, нервничая, схватилась за темно-красное платье, а серебристый оттенок ее глаз сменился стальным. Как ни хотела она вызвать в нем чувство удивления и уважения, замечание его скорее говорило об обратном. Она не терпела высокомерных насмешек, иного же в его тоне не заметила.
Мгновенно исчезло воспоминание о тепле и дружелюбии, с которыми он приветствовал ее утром.
– Не следует нормальный человеческий разум считать особой добродетелью. Или вас, мсье, до сих пор окружали дамы, таковым не обладавшие? – едко заметила Фелина.
Раскатистый смех короля, услыхавшего, к ее ужасу, мимолетный обмен колкостями, вызвал у нее шок. И Филиппу Вернону стоило больших усилий сохранить хорошую мину при таком дружеском ударе, нанесенном ему королем.
– Где красота сочетается с умом, дорогой мой Филипп, мы, мужчины, имеем бледный вид. Проявите к нам снисхождение, мадам, и простите супругу его ошибки, сделанные, наверняка, из-за вынужденного временного расставания с вами. Даю голову на отсечение, что впредь вам не придется сомневаться в его верности.
Взор короля с нескрываемым удовольствием скользнул по соблазнительным округлостям маркизы, после чего он повернулся к Максимилиану Бетюну и вместе с ним покинул приемный зал.
– Разве я не советовал вам держать язык за зубами? Воспитанной благородной даме не подобает оскорблять вслух своего супруга такими намеками, – сердито сказал Филипп.
Фелина мелодично рассмеялась. Удержаться она не могла. Слишком все было забавно. Чего он о себе воображает?
Наконец она успокоилась и внимательно поглядела на него.
– А подобает ли воспитанному благородному кавалеру сажать жену за один стол с любовницей?
– Мадам!
– Мсье!
– Вы хотите в присутствии всего двора устроить семейную разборку, дети мои?
Насмешливое замечание Амори де Брюна заставило Филиппа вновь овладеть собой. Он принудил себя улыбнуться супруге, которая ответила тем же. Ее зубки сверкнули между полуоткрытыми влажными накрашенными губами, а из-под полуопущенных ресниц вырвались искорки злорадства.
Но вместо того, чтобы разгневаться, он, к своему огорчению, ощутил желание поцеловать эти соблазнительные губы. Он хорошо помнил впечатление от их мягкости и податливости, от всего тела Фелины, таявшего в его объятиях.
Какую же власть над ним имела маленькая ведьма?
– Нет, отец. Мне не кажется приличным быть требовательнее короля. Если он одобрил необычное поведение маркизы де Анделис, я должен сделать то же самое. Пойдем, красавица, и пусть король убедится в гармоничности нашего брака.
Фелина молча позволила увести себя в круг придворных. Ей было неясно, что означало его последнее замечание. Поймав на себе взгляд супруга, она попыталась убедить себя в том, что напряжение в ее теле связано с волнениями, пережитыми ранее.
Только там, где ее ладонь лежала на его предплечье, а ее тонкие пальцы улавливали силу его мышц, в нее проникал огонь.
Платье оказалось слишком жарким даже для зимнего дня в Лувре. Не плохо бы расстегнуть хоть на минуту тесное жабо. Какая глупая мода – стеснять дыхание кружевными складками!
Облегченно вздохнув, она объяснила все неудобства украшениями, которые Иветта нацепила утром на ее платье. Ведь не могло же одно прикосновение маркиза так повлиять на нее!
Или могло?

Глава 11
Предпочтение Габриэллой д'Эстре, прекрасной герцогиней де Бофор, для своих молитв именно церкви Сен-Жермен-л'Оксерруа раздражало большинство находившихся при дворе гугенотов.
Звон колоколов этой церкви, расположенной напротив дворца, послужил сигналом для нападения на приверженцев протестантизма 24 августа 1572 года. Избиения, получившего в народе название Варфоломеевская ночь.
Означало ли это отсутствие у герцогини дипломатического такта или сознательную провокацию с ее стороны, определить было трудно. В сопровождении придворных дам-католичек она регулярно посещала сей храм для молитв.
Сегодня среди дам находилась и элегантная Тереза д'Ароне, обычно не отличавшаяся особым благочестием, Склонив голову над сложенными на груди руками, спрятанными из-за декабрьского мороза в мягкие кожаные испанские перчатки, она без помех предалась своим размышлениям.
Гневные мысли касались исключительно Филиппа Вернона и его жены. После возвращения его осенью ко двору она обнаружила, что он желал ее уже не так страстно, как прежде. Но ей и во сне бы не привиделось, что это связано с его якобы очень больной супругой, непонятным образом снова выздоровевшей.
Разве не сообщали ей все шпионы о том, что Мов Вернон почти не покидала своих покоев и с каждым часом больше и больше угасала от чахотки. Разве не посоветовал ей по-дружески сам король склонить маркиза к новому законному браку?
А теперь и ее могущественный покровитель переметнулся к ее врагу. Врагу? Трудно было использовать такое сильное слово для обозначения по-девичьи юной женщины. Наивность, с которой она восторженно смотрела на супруга и держалась вблизи отца, вызывала у нормальных людей скорее скуку, чем ненависть.
Впрочем, суть составляло то влияние, которому поддался столь опытный мужчина, как Вернон. Даже король простил этой юной персоне нарушение придворного этикета и вмешательство в дела, ее не касавшиеся. Стоило лишь вспомнить о той неудачной аудиенции, во время которой она заступилась за неотесанного мужлана.
Из-под прикрытых век взгляд ее отыскал герцогиню.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63