– Ты полагаешь, что можешь мне довериться? – мягко спросил Антонио.
Девушка согласно кивнула. Смущенно отвернувшись, она трясущимися руками расстегнула рубашку и уронила ее на постель. Затем, помедлив, развязала пояс шаровар, и они скользнули вниз, обнажая ее стройные ноги. Собравшись с духом, Лали провела рукой по оставшейся коротенькой тонкой сорочке, не решаясь снять ее. Сердце забилось невыносимо громко, заставляя девушку содрогнуться.
– Ты не птица и не тюльпан… – теплое прикосновение рук Антонио остановило дрожь. – Ты – сирена, способная погубить всякого, кто осмелится услышать твой голос, – нежно произнес мужчина, касаясь щетинистым подбородком гладкой щеки Лали. – Золотоволосая сирена, которая приведет меня к гибели. Ты ведь этого хочешь?
Приятное тепло мужского дыхания заставило Лали стремительно повернуться лицом к Антонио.
– Погубить тебя? – она с неясной надеждой заглянула в светлые глаза и осторожно прикоснулась губами к упрямому подбородку. – Я вовсе не желаю твоей гибели.
– Тогда что ты желаешь? Зачем заставляешь любоваться собой? – неожиданно Антонио замолчал и притронулся к янтарному ожерелью. – Джаноцци?
Она совсем забыла про подарок капитана. Ожерелье нужно немедленно снять. Лали принялась лихорадочно искать застежку – проклятая вещица должна исчезнуть.
– Джаноцци? – ревность окрасила светлые глаза Антонио в цвет грозовой тучи.
– Да, – пришлось признаться Лали.
– Он тоже помогал тебе одеваться?
Девушка попыталась отстраниться, но Карриоццо не позволил ей сделать это.
– Говори! – сурово потребовал он.
Ошеломленная Лали испуганно моргала глазами.
– Ответь мне! – рявкнул Антонио. – Ты раздевалась перед ним?! Он спал с тобой?
Девушка отрицательно покачала головой.
– Я все еще девственница.
Антонио устало прикрыл глаза. На губах его появилась едва заметная улыбка.
– Прости, я не должен…
– Это важно для тебя? – с жадным любопытством спросила Лали.
Карриоццо медлил с ответом, лицо его стало непроницаемым.
– Да, важно, – наконец произнес он.
– Я… – девушка запнулась и перевела разговор в другое русло: – А почему ты открыто не явился мне на помощь в гостинице?
– В доме полно людей, а я не знал: захочешь ли ты пойти со мной. Ты до невозможности упряма и вполне могла устроить скандал, увидев меня. Когда мы узнали, что человек, у которого ты живешь, капитан Джаноцци – любитель гашиша и опиума, мои друзья тут же подослали к нему человека с товаром. Капитан не сумел удержаться от того, чтобы не побаловаться любимой травкой. А затем тебя завернули в ковер и вынесли из дома. Никто не мог заподозрить ничего дурного, и мы получили возможность спокойно покинуть город.
– Я поеду с тобой в Италию, – опустив глаза, заявила Лали, стараясь, чтобы голос звучал как можно спокойнее.
– Ты уже едешь, – его взгляд заискрился весельем. – В парусах играет ветер, и пути назад для тебя нет.
Он, как всегда, прав. Стамбул остался позади, ушла в прошлое жизнь, к которой девушка привыкла, а впереди ее ждет неизвестность, которая подобно зыбучим пескам может поглотить ее без остатка. Теперь ее жизнь целиком зависит от Антонио.
– Что будет со мной? Ты не обидишь меня?
Между молодыми людьми повисло долгое напряженное молчание.
– Я не обижу тебя, – наконец заговорил Антонио. – Когда мы доберемся до Венеции, я обращусь за помощью к моим друзьям. Полагаю, они помогут нам найти приличное жилье, обеспечат некоторой суммой денег, и – я очень на это надеюсь – сумеют узнать что-либо о твоей семье.
Лали ощутила, как в груди разочарованно задрожало сердце. Антонио дал понять, что они расстанутся. Стараясь не показывать отчаяние и обиду, девушка опустила голову и принялась перебирать край тонкой рубашки.
– Ты можешь оставить свою сорочку.
Карриоццо подвел поскучневшую Лали к зеркалу и помог ей облачиться в непривычное одеяние.
– Но сорочка видна из-за выреза платья, – удивленно заметила девушка.
– Ты находишься не в гареме среди женщин и евнухов, а на корабле, полном мужчин, и немного скромности тебе не помешает, – резко заявил Антонио.
Высказав это соображение, Карриоццо начал сердито зашнуровывать лиф платья, который оказался таким узким, что Лали стало трудно дышать.
– Я сейчас задохнусь, – пожаловалась она.
– В Европе так одеваются все женщины, и ни одна еще не умерла.
Бросив сожалеющий, прощальный взгляд на тунику и шаровары, Лали попыталась из тонкой шали сделать подобие чадры, но Антонио остановил ее.
– Дамы в Европе не прячут свои лица.
– Как это странно, – удивилась Лали и, не удержавшись, хитро улыбнулась: – А дамы в Европе занимаются любовью?
– Полагаю, больше, чем женщины в гареме, – сквозь зубы процедил Карриоццо, его светлые глаза вновь потемнели.
– Хорошо бы… – девушка сладко потянулась, как кошка.
Антонио в эту минуту проклял и себя и весь женский род. Когда он метался по Стамбулу в тщетной надежде отыскать беглянку, он дал себе клятву: если Лали отыщется и они смогут покинуть опостылевшие берега Босфора, он будет обращаться с ней исключительно почтительно. По крайней мере, пока они не вернутся в Италию. И вот теперь из-за этой искусительной негодницы с каждой минутой увеличивается возможность стать клятвопреступником.
Сделав несколько шагов, Лали упала, наступив на излишне длинный (по ее мнению) подол непривычного одеяния. Руки Антонио мгновенно подхватили ее, поставили на ноги и отряхнули платье.
– Следует немного приподнимать края, – улыбнувшись, пояснил он.
– Платье слишком длинное, – Лали со злостью вцепилась в юбку, – его следует укоротить.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78