- Да.
- Но ведь он вызывает сильные приступы тошноты, рвоту.
Шрамм строго посмотрел на старшую медсестру.
- Начинаем новый курс лечения. По специальной методике.
Про себя он злорадно подумал: "Пусть почувствует, как меня тошнит
от его блаженного умничанья!" После чего сделал приписку в тетради:
"Попробуй, сволочь, апоморфину в задницу!" - И отметил заметное улуч-
шение настроения.
Худшие предположения доктора подтвердились: жена ему изменила, и не
просто с кем-то, а с человеком, который уже при жизни стал легендой,
устрашающим символом для врагов, всесильной и могущественной мессией,
кумиром масс. Это был не кто иной, как Лидер национального движения
Республики - Кара-Огай. Штаб-квартира его находилась волею судьбы в К.
Буквально на следующий день после мучительных размышлений, догадок
доктор своими глазами увидел супругу в белом "мерседесе" Лидера - и
сразу все понял по ее глупо-счастливому выражению лица. Иосиф Георгие-
вич почувствовал боль и опустошение, он как раз собирался идти домой,
но повернулся и потерянно побрел обратно в клинику, открыл кабинет,
зачем-то достал свою тетрадь, рассеянно перелистал ее, схватил ручку,
тут же бросил ее и расплакался.
Кто-то вдруг постучал в дверь, осторожно и коротко. Иосиф Георгие-
вич быстро вытер слезы и сипло выдохнул:
- Да-да!
Это была старшая медсестра. Сейчас она не поедала его взглядом, на-
оборот, смотрела куда-то в сторону.
- Вы позволите мне войти? Извините, Иосиф Георгиевич, я видела, как
вы вернулись.
- Пожалуйста. Доктор еле сдержался, чтобы не послать ее к черту.
Женщина порывисто вздохнула.
- Иосиф Георгиевич, при всем моем уважении к вам... Я очень уважаю
вас... Но я не могу оставаться равнодушной. Возможно, это не мое дело.
Но позвольте мне так не считать.
- Покороче, пожалуйста! - От долгого предисловия перед неминуемой
гадостью, которую собиралась выложить Аделаида, у доктора заныло серд-
це. "Что еще?"
- Видите ли, речь о вашей супруге. Мне неловко и больно говорить об
этом, я знаю вас давно, весь коллектив вас любит, уважает как интелли-
гентного человека, прекрасного, доброго. И на этом фоне, вернее, я хо-
тела сказать, глядя на вас, я волнуюсь, мне очень жаль, но я не могу
не сказать, что ваша супруга встречается с этим, руководителем, Ка-
ра-Огаем... Она умолкла и кончиками пальцев порывисто вытерла испари-
ну на лбу.
"Ишь как разволновалась, вобла пересохшая",- совершенно равнодушно
подумал Иосиф Георгиевич.
- Я это знаю,- бесцветным голосом произнес он. У вас все или есть
еще что сказать?
- Нет. Простите, если помешала. Я, наверное, бестактна... Дорогой
Иосиф Георгиевич, ваша судьба, может, изменится, но знайте, что в моем
лице вы всегда найдете поддержку, сочувствие, внимание. Если б вы зна-
ли, насколько глубоко мое уважение к вам...
- Спасибо,- перебил доктор. Вы достаточно уважили. Благодарю вас.
Доктор подошел к окну, и впервые его поразили своей грубой неле-
постью металлические решетки; с пронзительной болью он ощутил, как они
вобрали в себя его жизнь, молодость, надежды, мечты.
* * *
Лаврентьев спал - почти не дышал. Даже не храпел, как обычно, вид-
но, обессилел. Потрескавшийся рот, массивный подбородок, безвольно
опущенный на грудь. Не Лаврентьев, привычный энергоноситель, а полужи-
вая рыба, загнанная в сеть...
Ольга тихо отворила дверь, осторожно опустилась на стул перед за-
бывшимся Лаврентьевым. Она подумала: "Мне кажется, что я знаю про него
почти все".
За черным окном перешептывались длинные ветви тополя. Они будто хо-
тели заглянуть в маленький желтый кусочек окна и выяснить, почему оби-
татели дома прячутся за спинами и животами бесформенных толстяков, ко-
торые вповалку неподвижно лежали на подоконнике аж до самой форточки.
Мешки на окнах имеют свойство преображать любое помещение, навеивая
неистребимую складскую тоску.
Один мешок прохудился, из него серой струйкой сыпался песок. Ольга
проследила взглядом: на полу вырос маленький холмик. "Как в песочных
часах,- подумала она. Только в обратную сторону уже не повернешь". И
еще она вспомнила удивившую ее фразу о старых людях, из которых тоже
песок сыплется: неужели это правда? Она поежилась, почувствовала мимо-
летную тревогу и, чтобы успокоиться, пристально всмотрелась в Женечки-
ны черты. "И вовсе не такой он старый!" Даже сейчас, когда его лицо
продолжало хранить болезненное напряжение, оно действовало на нее ус-
покаивающе. Оля незаметно для себя задремала, ощутив сквозь сон, что
дыхание их попало в такт, это необычное единение приятно поразило ее.
Только у нее вздымалась грудь, а Женечка, как и все мужчины, дышал жи-
вотом, ему мешал туго стянутый ремень. "Мне не стыдно смотреть на не-
го",- подумала она. Оле захотелось погрузиться пальцами в его отросшие
рыжеватые волосы, схватить и подергать бакенбарды, притянуть к себе,
прижать к груди эту глупую и нелепую голову. Она протянула руки, но в
последнее мгновение, сожалея, медленно отвела. Она попыталась вспом-
нить, когда последний раз спала с мужчиной. С кем н помнила, но вот
когда... С некоторых пор мужские человеки вызывали у нее беспричинное
раздражение, она устала быть в их глазах сексуальной жертвой. Особенно
выводили из себя местные. И особенно после "суверенизма", от которого
население просто стонало от счастья. Наиболее прыткие лица мужского
рода сразу же и на полном серьезе бросились "приватизировать" всех
"некоренных женщин".
1 2 3 4 5 6 7