Тамсин посмотрела на сжатую в кулак по привычке левую руку и раскрыла ладонь. Уильям и ее семья, сами того не ведая, приучили ее не стыдиться увечной руки. Эта одна маленькая свобода была драгоценным даром. Уильям принял ее целиком такой, какая она есть, он восхищался ею. Его тихая любовь придала ей силы по-новому взглянуть на себя, понять, что она привлекательна, что у нее больше достоинств, чем недостатков.
Тамсин очень сильно изменилась. И сейчас она застряла на распутье, не зная, как ей жить дальше. Она не могла вернуться к прошлой своей жизни, а без Уильяма не хотела даже заглядывать в будущее.
Снова зазвучали раскаты грома, полыхнула молния. Немного побаиваясь, Тамсин все же встала и подошла к окну. Она открыла ставни и долго смотрела на ливень. Ее лицо и волосы намокли. Через открытое окно в комнату врывался ветер, неся с собой брызги дождя.
Она страстно желала услышать объяснение Уильяма, но ей не хватило смелости. Она выбежала из комнаты, охваченная гневом, растерянная. Но, если бы она задержалась хоть минутой дольше, это принесло бы лишь мучение им обоим. Она видела страдание и боль в его глазах. Сейчас Уильяма, скорее всего, уже отправили назад, в темницу. Она не будет пытаться увидеться с ним до завтрашнего утра, а к тому времени ей, возможно, удастся выплакать все слезы, удастся справиться с собой и со своей глупой любовью. В данный момент Тамсин хотелось только одного – забраться под одеяло и забыться сном до утра.
Дождь барабанил по крыше и не думал кончаться. Тамсин отвернулась от окна и принялась медленно расстегивать крючки на кожаном дублете. Потом она разделась, оставшись в одной длинной льняной сорочке, да так и застыла, в задумчивости изучая пальцами ее рваные края. Уильям отрезал снизу полоску ткани, чтобы сделать повязку для ее отца в ту ночь, когда они были в тюрьме Масгрейва. Она вспомнила, как добр и участлив он был тогда. Благодаря ему и Тамсин научилась относиться снисходительнее и терпимее к самой себе. Сострадание было частью его натуры. Это был тот Уильям, которого она знала. И Тамсин не могла понять, как и почему он мог обидеть Джен Гамильтон. Он был просто не способен на такую жестокость по отношению к девушке, только для того, чтобы отомстить своему врагу.
«Верь мне!» Его страстные слова все время возникали в ее голове. «Верь мне!» «О, господи, – подумала она, – мне так хотелось верить ему!» Доверяя Уильяму, она начинала больше верить в саму себя. Теряя веру в него, она теряла и веру в себя. Две нити их существования были связаны вместе, скручены одна в другую, как нити шелка. По отдельности они тонкие, их легко разорвать, но скрученные вместе они превращаются в более прочную, более красивую нить. Она должна была выслушать его, попытаться понять. Но она позволила своей горячности взять над ней верх и разрушила то, что было между ними.
Утомленная своими мыслями, она подняла руки к голове.
Ей нужно разобрать прическу. Заплетенные в косы волосы были для нее последней нитью, связывающей с замком Рукхоуп, со счастьем, которое она познала там. Теперь все ее надежды разрушены, и не стоит возвращаться к воспоминаниям.
Ничто не должно напоминать ей о счастливых временах.
Тамсин вытащила шпильки, которые держали прекрасную шелковую сеть, покрывающую ее волосы, и потянула за нее.
Она не знала, с чего начать, потому что никогда не носила на голове сетку и гребни из слоновой кости. Тамсин попыталась распустить косы, но вскоре поняла, что, освобождая их от шпилек, только еще больше запутывает. С ее губ сорвалось несколько нетерпеливых ругательств.
Дождь барабанил по крыше над ее головой. Внезапно над замком прогремел громкий раскат грома, сопровождаемый яркой вспышкой молнии. Тамсин подскочила от неожиданности. Ее пальцы никак не могли распутать упрямый узел в волосах, и она дернула за него, теряя остатки терпения. Усталость и отчаяние взяли над ней верх, она закрыла лицо руками и разрыдалась.
– Эй, красавица, иди сюда, – услышала она голос Уильяма.
Сердце Тамсин замерло, она резко обернулась. Уильям подхватил ее, даже не дав ей до конца развернуться, и она, ошеломленная, вдруг почувствовала, что желает этого, что ее гнев и обиды оказались слишком ничтожными по сравнению с любовью. Ей расхотелось сопротивляться. Уильям прижал ее к себе, пока она выплакивала свое горе на его груди.
– О, боже, Тамсин, мне так жаль, – шептал он ей в ее волосы. – Прости меня.
Его губы скользили по ее бровям, векам, нашли ее щеки и мочки ее ушей. В этот момент она подняла голову. Ей хотелось о многом спросить его, но она молчала, разрешая стереть все ее страхи и сомнения страстными поцелуями. Она уступила натиску его губ и рук. На один только миг она оттолкнула его, но мгновением позже вновь прильнула к его груди. Но на этот раз сам Уильям отступил на шаг. Несмотря на полумрак, царивший в комнате, взгляд его чистых голубых глаз был хорошо различим. Тамсин уставилась на него, тяжело дыша. Уильям тоже с трудом перевел дыхание.
– Как ты… почему ты… как же так?
– Садись, – мягко сказал он, взяв ее за руку и подводя к кровати.
Она забралась на постель, села и накинула покрывало себе на колени. Тамсин наблюдала, как он садится рядом с ней на расстоянии вытянутой руки.
– Как получилось, что ты здесь, а не в темнице? – спросила она, обхватив себя за плечи.
– Арчи предложил, чтобы я поднялся в твою спальню, – сказал он. – Мы с ним долго разговаривали. Я все рассказал ему.
– И что же ты ему рассказал? Насчет Джен Гамильтон? Насчет Масгрейва? Королевы?
– Да, все это и даже больше, – сказал он, глядя на нее.
– А что еще?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133