Никогда! – с неумолимой решимостью воскликнул он, резкими движениями раскладывая карты. – Никогда я не позволю тебе выйти замуж за мужчину, который может поступить с девушкой так дурно. Слава богу, я оградил тебя от него до того, как он попробовал на тебе свои чары.
Тамсин опустила голову и уставилась на свои руки, сложенные на коленях. Катберт начал другой куплет. Когда дверь большого холла скрипнула и открылась, она не смогла поднять голову. Даже когда узнала шаги человека, приближающегося к столу.
Катберт перестал петь.
– Садись, Уилл Скотт, – сказал Арчи. – Я уверен, ты захочешь послушать эту песню. Продолжай, Катберт.
– Я уже слышал ее раньше, – тихо сказал Уильям.
– Да? И что ты скажешь нам обо всем этом? – язвительно поинтересовался Арчи.
Тамсин подняла голову. Уильям сидел на стуле в нескольких метрах от стола. Его лицо было бледным, вокруг глаз залегли тени, челюсти были крепко сжаты. На нем была надета рубашка, бриджи и носки. Сапоги и дублет он где-то оставил. Руки были связаны спереди веревкой.
– Пой, Кэдди, – ухмыльнулся Арчи.
– О, дочь моя милая! – молвил отец.
– Что прячешь ты под плащом?
– Я слаба, умираю, – сказала она,
О дуб опираясь плечом.
Тамсин думала о молодой девушке, преданной человеком, которого она любила и которому отдалась. Она не хотела верить, что Уильям мог послужить причиной такой трагедии. А еще Тамсин не могла остановить свое воображение. Она не могла видеть Уильяма, обнимающего девушку, которая носила в своем чреве его ребенка.
Катберт дошел до последнего куплета, и напряжение в холле достигло высшей точки.
Красавец-лэрд ночью к замку скакал,
На коленях ребенка держал и шептал:
– Деда тебе не видать никогда,
Мы с ним враги навсегда.
Тамсин проглотила слезы.
– Скажи мне, – попросила она, глядя Уильяму в глаза, – это правда?
Он не отвел взгляда и довольно резко ответил:
– Частично.
– В чем же именно заключается правда?
– Я хочу знать, Рукхоуп, – загремел Арчи, – как мог ты поступить так с девушкой? Говорят, эта песня – истинная правда и ты потерял свое положение при дворе из-за того, что сделал с ней. А еще говорят, что она была фрейлиной самой королевы Мари.
Уильям ничего не ответил, только мрачно посмотрел на Арчи. Тамсин увидела вспышку ярости в его глазах, голубых, как сердце пламени. Она почувствовала, как ее собственный гнев волной поднимается в ней, нарастает и вот-вот захлестнет с головой. Ей захотелось встать и закричать на них всех – на отца, на родственников, на Уильяма. Она чувствовала, что ее тоже предали, как Дженни Гамильтон, уничтожили, разрушили до основания. Только ее сердце разбилось в какие-то доли секунды, тогда как Дженни страдала гораздо дольше.
– И почему, – продолжал Арчи, – ты взял английские монеты и согласился украсть нашу бедную маленькую королеву, лишить ее материнской заботы?
Уильям медленно прикрыл глаза.
– Теперь понятно, – сказал он. – Вы раскрыли все мои секреты…
Тамсин встала.
– Скажи мне, что это не так. – Ее сердце рвалось наружу из груди. – Скажи мне, что не ты послужил причиной смерти этой девушки, не ты был причиной ее падения, а если и совратил несчастную, то не из ненависти к ее отцу.
Уильям смотрел на Тамсин сквозь свои длинные ресницы.
– Я любил ее, – честно признался он. – И я ее погубил. Она умерла по моей вине, – он отвернулся.
– О, боже, – прошептала Тамсин. – О, боже!
Уильям сидел с опущенной головой и смотрел на свои руки. И хотя в Тамсин бушевали гнев и боль, она чувствовала, какая борьба происходит внутри Уильяма, и сердце ее рвалось от жалости к нему. «Что бы он ни сделал, – думала Тамсин, – я все равно не смогу перестать любить его». Но она не знала, что любовь может ранить так сильно. В ее сердце будто вонзили кинжал и несколько раз повернули.
По щекам Тамсин потекли слезы. Она хотела, чтобы Уильям сказал ей, что все это ложь. Все сказанное – ложь. Что он никогда не делал этого с Джен и никогда не был соучастником Джаспера Масгрейва. Но она видела признание вины на его лице.
– А королева Мари? – настаивал Арчи.
Уильям поднял глаза на мужчину.
– Я дал слово хранить тайну.
– Но ты, очевидно, в курсе этого дела?! – закричал Арчи, хлопая по столу.
Карты подпрыгнули и рассыпались веером.
– Да, в курсе, – сказал Уильям.
– Будь проклята твоя черная душа! – еще раз крикнул Арчи. – Я хотел любить тебя, как собственного сына! Я думал, что ты такой же мужчина, как твой отец! А он был самым лучшим из нас. О, боже! На самом деле ты – низкий мерзавец!
Он нервно запустил пальцы себе в волосы.
Тамсин встала со скамейки и на непослушных, подгибающихся ногах подошла к Уильяму. Щеки ее были мокрыми от слез. Она стояла и смотрела на него. Глаза мужчины были закрыты, веки плотно сжаты.
– Почему? – спросила она с болью. – Почему?
Уильям открыл глаза. Его взгляд был прозрачно-голубым, наполненным внутренней силой, которая поразила девушку в самое сердце.
– Тамсин, – пробормотал он, – верь мне.
– Я верила тебе! – воскликнула она.
– Что?! – закричал Арчи. – Если ты дотронулся до моей дочери… – Он положил свои массивные кулаки на стол.
Уильям молча закрыл глаза. Между его бровей залегла глубокая складка. Тамсин не могла понять, что она означала. Может быть, сожаление? Или раскаяние? Он снова посмотрел на Тамсин.
– Верь мне, – повторил он тихо.
Тамсин стояла, не в силах отвести взгляда от его ясных, честных глаз.
– Тамсин, отойди от него, – приказал Арчи, поднимаясь на ноги.
Катберт и Рэбби подошли к Арчи и встали по обе стороны от него.
– Не доверяй ему, девочка, – предупредил Катберт.
– О, господи… Что мне делать?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133