– Думаю, что моя шляпа больше подходит для ландо, чем для этого экипажа.А когда коварное перо под давлением потолка экипажа сломалось пополам и повисло на ее лице, расхохотались уже все, включая и Лоуренса.Когда они успокоились, Диана с удивлением поняла, что форейтор, кажется, дал лошадям волю и карета несется вперед с бешеной скоростью в густой пелене дождя. С каждой милей дорога становилась все каменистее, и форейтор уже с трудом правил лошадьми.Наконец экипаж замедлил ход, и лошади перешли на рысь. Диана с облегчением вздохнула, дождь уже перешел в мерную дробь по крыше, а за окном показалась качающаяся на ветру вывеска гостиницы.– Слава Богу! – воскликнула Диана. – Наконец-то гостиница. Я чувствую себя так, будто проехала сотню миль. Я только удивляюсь, почему форейтор не остановился раньше! Он, должно быть, уже промок насквозь.Как только она договорила эти слова, к их общему изумлению, колесо соскочило со своей оси, и экипаж с грохотом завалился назад и влево, а лошади резко задергались в своей упряжи.Еще хуже было то, что форейтора они нашли в сильной лихорадке, дрожащего, как осенний лист на промозглом ветру, и его пришлось буквально силком стащить с лошади, в которую он вцепился, как в свое единственное спасение.Стуча зубами, он признался, что потерял дорогу несколько миль назад и только надеялся доехать до какой-нибудь гостиницы, где они смогли бы остановиться, выпить чаю и потом найти остальных.– Бедный, бедный человек! – воскликнула Джулия, когда Эверард помог ей выбраться из завалившейся кареты и предложил руку, чтобы отвести к гостинице. – Я надеюсь, что он не заболеет воспалением легких! Как ужасно было бы думать, что празднование моей свадьбы послужило причиной его болезни или даже смерти!Лоуренс, услышав патетическую ноту в голосе Джулии, живо возразил:– Он сам виноват в том, что не сообщил мне заранее о своем состоянии! Я вовсе не так жесток, чтобы заставлять его рисковать жизнью. Ответственность за его здоровье лежит на нем самом.Джулия открыла рот, чтобы ответить, взглянула в сторону Эверарда и, твердо кивнув, сказала:– Конечно, вы правы. Мы должны сами распоряжаться собою и нашими судьбами.Диана уставилась на нее в изумлении, то же сделали и Лоуренс с Эверардом.– Что? – переспросил ее потрясенный жених.Джулия вспыхнула и опустила взгляд.– Я думаю, я поняла, возможно, впервые, что Лоуренс имеет в виду. Если форейтор предпочел поверить в то, что Лоуренс не отнесется к нему с сочувствием, значит, это была его собственная вина.Она бросила быстрый взгляд на Лоуренса, как бабочка, которая садится на цветок только для того, чтобы тут же перелететь к другому, и сразу же, опустив глаза, стала разглядывать свои полуботинки из рыжей лайки.Когда они уже сидели в общей зале гостиницы, куда их проводил хозяин, – джентльмены попивали эль из больших кружек, а дамы – обжигающий, но освежающий крепкий чай, – им сообщили, что экипаж не будет готов до завтрашнего утра при всем умении колесных дел мастера, взявшегося починить колесо и установить его на карету.Единственными, кто явно обрадовался такому повороту событий, были хозяин гостиницы и его толстая жена. Оба довольно потирали руки, когда узнали о приговоре, вынесенном мастером относительно повреждения колеса.Диана обожгла язык чаем, судорожно вздохнула и прижала платок к губам. Она взглянула на Эверарда из-под ресниц, надеясь определить, какие чувства он испытывает относительно неожиданной перспективы провести ночь под одной крышей в уединенной гостинице. Его взгляд был направлен на мощный бук на вершине холма у дороги, но казался отсутствующим. Был ли он доволен такой перспективой или расстроен, сказать она не могла.Джулия, сидевшая напротив ее, была чрезмерно тиха – даже странно.Диана снова поднесла чашку ко рту, осторожно дуя на кипяток и глядя на сестру поверх края непрозрачного фарфора. Голубые тени окружали глаза Джулии, и неожиданно Диану осенило и потрясло то, что ее сестра, должно быть, провела ночь в слезах. Что могло случиться? – терялась она в догадках.Джулия сидела, с силою закусив губу, сердце ее разрывалось от невыносимой боли. Прошлой ночью она пробудилась от беспокойного сна, но его видения продолжали преследовать ее и наяву. Сначала, когда она лежала на спине в спальне, глядя на алый бархатный балдахин, нависающий над кроватью, она не могла восстановить в памяти подробности сна, которые заставили ее проснуться.Но наконец она вспомнила, и так живо, что села прямо и испарина выступила у нее на лбу. Во сне она видела, как ее мать уезжает. Сердце ее было полно отчаянной печали. « Возьми меня с собой, возьми меня с собой !» – кричала она вслед уезжающей карете.В следующее мгновение уже она сама была той, которая сидела в карете вместо ее матери, и пейзаж за окнами экипажа резко изменился. Исчезли поросшие вереском торфяники Девоншира, и вместо них был продуваемый ветрами берег моря. Она вдыхала морской воздух и чувствовала соленый влажный ветер на своем лице. Взглянув на место рядом с собой, она увидела, что путешествует с Лоуренсом! Она ощутила странный покой, который охватил ее, когда она положила голову ему на плечо. Он взял ее за подбородок и слегка приподнял так, чтобы видеть лицо. Прежде чем она успела что-либо сделать – хотя она помнила, что чувствовала нетерпение, а не боязнь, – он склонился к ее губам и прижался к ним в нежном волнующем поцелуе.Но карета начала двигаться быстрее, ударяясь резко о камни, быстрее и быстрее, пока она не поняла, что они упадут с края скалы, нависающей над морем. Она попыталась вырваться из его объятий, но не могла.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78