Руки твои трепетали, словно в поисках любовника, который ослабил бы охвативший тебя жар.
Пальцы ее замерли.
– Неправда! – Она принялась расхаживать в узком пространстве между кроватью и камином. Тепло, тепло, стало слишком тепло. – Какая женщина захочет холодного тестообразного прикосновения ощупывающего ее животного? Какая женщина захочет слюнявых поцелуев? Может ли она желать, чтобы в нее вонзался отвратительный хрюкающий…
– Ни одна женщина не захочет, Катарина, – ответил он, и его влекущая улыбка как бы намекала на не упомянутое ею наслаждение. – Но ты знаешь это, не так ли? Ты знаешь, чего жаждет женщина, Катарина? Ты знаешь, чего страстно желает твое тело?
Она покачала головой, не соглашаясь с портретом, пальцы ее вцепились в столбик кровати, словно то был якорь, который мог спасти ее в бушующем море иллюзий. «Но это всего лишь еще один сон!» – сказала она себе. Слишком много солнца во время работы на поле, и слишком мало пищи. Она солгала старушке, которую встретила в лесу, и отдала ей свой ужин, заверив ее, что у нее полно еды дома. Старушка с благодарностью улыбнулась и продолжила путь, а Катарина не ела с завтрака.
Золотистый портрет улыбнулся и произнес:
– Когда-то, Катарина, ты знала. Если бы на портрете был он, ты произнесла бы слова «Приди ко мне».
Она улыбнулась, словно в далеком сне.
– Густав? Если бы ты был Густавом, я не проклинала бы тебя каждый вечер. Я не молилась бы о том, чтобы твоя душа горела в аду. – Она закрыла глаза и медленно потерла свои плечи, медленно, словно то действительно были руки прикасающегося к ней любовника. – Я была с ним только раз… первый раз с мужчиной… но, о, каким он был нежным… каким неторопливым и ласковым…
Голос ее дрогнул, и все перед нею закружилось, завертелось, словно в танце огня.
– Густав, Густав, – прошептала она, погрузившись в воспоминания.
– Александр, – настойчиво произнес голос.
– Александр, Александр, – неосознанно повторила она, все перед ней танцевало и кружилось. – Приди ко мне.
Пальцы, на этот раз не ее, скользнули вниз по ее рукам к ладоням.
– Густав, – пробормотала она, сплетая свои пальцы с его.
– Александр, – отозвался глубокий мужской голос. Она тихо засмеялась, не открывая глаз.
– Это моя иллюзия, знаешь, со мной может быть любой, кого я захочу.
Мужские ладони нежно скользнули вверх по ее рукам и плечам, затем прижали ее к крепкой груди. Она ощутила теплое дыхание, почувствовала прикосновение его губ к уху.
– Да, Катарина, – произнес тот же голос. – Я знаю. Вот почему я здесь.
Она засмеялась над такой глупостью, повернулась в его объятиях и обхватила его за шею руками, затем встала на цыпочки и легонько коснулась его губ своими.
– Нет, нет, нет, – тихо сказала она, и каждый раз, качая головой, чуть касалась его рта губами. – Я хочу, чтобы ты стал Густавом. Хочу, чтобы его поцелуи сегодня вечером вычеркнули из памяти воспоминания о поцелуях других, холодных…
Он нежно укусил ее за нижнюю губу, затем провел по ней кончиком языка.
– В самом деле, – пробормотал он, не отрывая губ, затем бережно всосал ее нижнюю губу. – Но это мои губы целуют тебя, Катарина.
Его губы овладели ее ртом, язык неожиданно проскользнул меж ее раздвинувшихся губ.
Губы были совсем не холодными, и Катарина обнаружила, что отвечает на поцелуй. Руки ее крепче сжали его шею, а язык обхватил его язык. «Иллюзия… иллюзия…» – проносилось в голове. Скоро, сказала она себе, скоро мужчина в ее объятиях исчезнет, словно дым под внезапным порывом ветра, и превратится в нежного Густава.
С закрытыми глазами она упивалась сладким, словно мед, наслаждением, которое дарило прикосновение его губ. Предвкушение разрасталось в ней, сам воздух казался насыщенным и живым, каким он обычно становится во время летней грозы перед тем, как молния осветит небо.
– Густав, – прошептала она под страстными поцелуями.
– Александр, – тихо отозвался он. Она оборвала поцелуй и отстранилась.
– Ты все еще здесь? Как ты можешь?..
Кончиками пальцев он провел по ее губам, припухшим от поцелуев.
– Ш-ш-ш, моя прекрасная Катарина. Иллюзии и сны, полные желания, – плоды не ума, а сердца.
– Но в моем сердце не ты!
– Возможно нет, Катарина, и все же… – Его слова растворились в тихой зимней ночи. Она теперь поняла, что находится в комнате на постоялом дворе в Таузендбурге, а не дома в своих мечтах. Он принялся нежно поглаживать ей виски, и она невольно отдалась успокаивающим прикосновениям. – И все же, – продолжал он, и голос его казался тихим, глубоким и совершенно неотразимым, – и все же каждую ночь ты смотрела на меня, проклинала меня, и каждую ночь ты засыпала, видя меня перед собой, мой образ сопровождал тебя ко сну. И перед окружающими ты называла меня мужем. С каждым обращением «мадам фон Леве» разве я не становился все больше и больше частью тебя? День за днем тебя называли моим именем, и ночь за ночью мой образ был последним, что ты видела, прежде чем погрузиться в сон. – Его пальцы круговыми движениями ласкали нежную чувствительную кожу около ушей, затем скользнули вниз по шее, к плечам. – Разумеется, нельзя же винить вдову за шальное желание с помощью магии вызвать образ мужа.
– Но я не вдова, – возразила она.
Она почувствовала легкие влажные поцелуи на закрытых веках.
– Нет, моя красавица. Но ты одинокая женщина, и твои желания околдовывают эту ночь. – Пальцы его провели по изгибу груди над вырезом платья. – Позволь мне преподнести супружеский дар своей жене. Позволь мне любить тебя так, как ты сама пожелаешь быть любимой.
Ее губы дрогнули, готовые сказать ему «да», сказать «да» изумительному ощущению, которое уютно устроилось в глубине ее существа, желая снова ощутить тот восторг, который однажды ей довелось испытать.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110