Твой дедушка считает, что нам нужно просто выждать несколько дней.
— Выждать? А чего мы этим добьемся?
Тем не менее, я чувствовала, что нам необходимо уехать. Это было нужно и мне самой.
Я написала Патрику. Мне пришлось извести немало бумаги, прежде чем получился окончательный вариант:
«Дорогой Патрик!
Я возвращаюсь в Лондон. Я не могу оставаться здесь. С того самого дня я чувствую себя несчастной.
Знаю, что и ты тоже. Сейчас я в замешательстве и не представляю, что тебе сказать. Бабушка с дедушкой считают, что мне лучше на некоторое время уехать. Мне не хочется верить в случившееся. Я стараюсь не верить. Иногда мне кажется, что все это — совершенная нелепость.
Попытайся понять меня. Дай мне время.
Ребекка.»
Он ответил мне:
«Дорогая Ребекка!
Я вижу, что ты сомневаешься во мне. Не понимаю, как ты можешь верить в такое. Мне казалось, что ты любишь меня. Теперь я вижу, что ошибался.
Значит, за все эти годы ты так и не узнала меня, если допускаешь, что я способен напасть на ребенка.
Все это грубо сфабрикованная ложь. Но ты предпочитаешь верить другим, а не мне.
Патрик.»
Я плакала над этим письмом. Мне хотелось поехать к нему и утешить, сказать, что я буду любить его, что бы с ним не случилось.
Но я не смогла сделать этого. Я понимала, что все время буду искать в нем тайные пороки. Я думала о слабостях мужчин. Бессмысленно было ставить их на пьедестал, считая их безупречными, благородными рыцарями. Как ни странно, я постоянно вспоминала о Бенедикте Лэнсдоне, о том, как они с моей мамой любили друг друга, что не помешало ему в свое время жениться на другой ради золотого рудника. Мама знала об этом и простила его.
Я не была готова принять какое-либо решение.
Итак, вместе с Белиндой, Люси, Ли и мисс Стрингер я покинула Кадор и отправилась в Лондон.
Чем ближе мы подъезжали к Лондону, тем больше я жалела о том, что не осталась. Меня безудержно тянуло назад. Если бы я смогла встретиться с Патриком, то объяснила бы ему, что, как мне кажется, произошла какая-то ужасная ошибка. Теперь, удаляясь от него, я все яснее понимала, что он не мог сделать ничего подобного.
Я наблюдала за Белиндой. Она была бледна и сидела с закрытыми глазами. Люси выглядела слегка растерянной. Мы объяснили ей, что Белинда плохо себя чувствует и не надо ее беспокоить.
Мисс Стрингер ничего не знала о случившемся.
Боюсь, она стала бы настаивать на официальном обвинении против Патрика. Представляю, какой бы она вынесла вердикт.
Что касается Ли, то весь ее темперамент переключился на защиту. Она не сводила глаз с Белинды.
Возможно, она осуждала себя за то, что не углядела за ребенком, надумавшим вечером отправиться к Мэри Келлоуэй.
Мне хотелось сказать, что никто не винит ее за это.
Мы все знали, как упорна бывает Белинда, и, если уж ей захотелось посетить Мэри, она нашла бы способ сделать это.
Наконец мы добрались до Лондона.
Бенедикт был дома. Ему не сообщили о причине нашего приезда. Я сказала бабушке, что об этом не нужно беспокоиться. Он вообще не заметит нашего присутствия.
Нас уже ждал экипаж. Я чувствовала себя ужасно, и единственное, что мне хотелось, — сесть на первый же поезд до Корнуолла.
Когда мы вошли в дом, Белинда несколько повеселела. Они оказались правы. Ей было необходимо побыстрее уехать оттуда.
Впереди ожидало множество дел: распаковать вещи, накормить и разместить детей.
Я заметила, что Белинда ест все без разбору, что ставят перед ней. У нее был очень усталый вид, и я предложила Ли пораньше уложить детей спать.
Селеста обрадовалась мне, но она вызвала у меня воспоминания о Жан-Паскале, хотя ужас, пережитый мною в Хай-Торе, меркнул перед гораздо большей трагедией.
Обычно в таких ситуациях люди начинают думать о маловажных вещах, чтобы хоть на время забыть свою беду, и я стала размышлять о том, что же произойдет с Хай-Тором. После этого мои мысли неумолимо вернулись к тем счастливым дням, когда мы мечтали о жизни в этом доме.
Ужинала я с Бенедиктом и Селестой. Разговор шел в основном о Корнуолле и о бабушке с дедушкой.
Бенедикт всегда интересовался делами в Корнуолле, становясь при этом печальным, потому что Корнуолл напоминал ему о моей матери. Именно в Корнуолле они познакомились, когда были еще детьми. Об этих местах он говорил с грустью, и Селеста не могла не замечать этого.
Встав из-за стола, я поспешила в свою комнату.
Вероятно, Седеете хотелось поговорить со мной, но сегодня мне было этого не выдержать. Я продолжала вспоминать Жан-Паскаля (в конце концов, он был ее братом), а мне хотелось по мере возможности выбросить его из головы. Я помнила о том, что время от времени он будет появляться в нашем доме и мне придется избегать его.
Впереди меня ожидало еще много неприятных проблем, и мне хотелось подумать о них в одиночестве.
Селеста сказала:
— Конечно, ты устала. Мы поболтаем завтра утром.
Я была благодарна ей за это.
Поднимаясь наверх, я проходила мимо кабинета Бенедикта. В это время дверь открылась, он вышел и сказал мне:
— Ребекка, я хотел бы поговорить с тобой. Ты не возражаешь?
Я прошла за ним в кабинет, и он захлопнул дверь.
Испытующе посмотрев на меня, он сказал:
— Что-то случилось, не так ли?
Я замялась:
— Ну… Белинда не очень хорошо себя чувствует.
— Да, это я понял. А ты? Ты сама неважно выглядишь.
— Неужели?
— Похоже, ты чем-то удивлена.
— О… Я удивлена тем, что вы это заметили.
— Я все замечаю, — улыбнулся он. — Я хочу, чтобы у тебя все было в порядке.
— О, благодарю вас.
— Я понимаю, что не слишком ярко демонстрирую свои чувства, но это вовсе не значит, что я безразличен.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121