Было очень рано, и первой моей мыслью была мысль о Лизетте. Я была счастлива, что она вернулась, пусть даже при столь печальных обстоятельствах, и я была тронута тем, что в тяжелых обстоятельствах она вспомнила именно меня. Потом я подумала о слуге, с которым она приехала, и мне пришло в голову, что ему следовало бы отдохнуть денек перед тем, как отправиться в трудный обратный путь.
Одевшись, я спустилась вниз и прошла к конюшне. Я уже подходила к воротам, когда заметила, что в конюшню кто-то входит. И хотя я видела этого человека со спины, мне было ясно, что это посторонний.
Я окликнула его:
— Подождите минутку…
Человек скрылся в конюшне, видимо, не услышав меня. Я решила, что это слуга, с которым приехала Лизетта, и что он собирается седлать своего коня, чтобы отправиться в путь. Я хотела снабдить его на дорогу провизией и подсказать ему, чтобы он зашел за нею на кухню.
Я заглянула в конюшню, но там никого не было видно. В это время во дворе раздались шаги. Это был главный конюх Леру. Я пошла ему навстречу.
— Доброе утро, Леру, — сказала я. — Вы позаботились о слуге, который сопровождал даму, приехавшую вчера?
— О да, мадам, — ответил он. — Он плотно поужинал и хорошенько выспался.
— Кажется, он собирается уезжать. Я видела, как он вошел в конюшню, но, заглянув туда, не увидела его. Думаю, следует дать ему с собой в дорогу провизии… может быть, мясного пирога или еще чего-то. А может быть, ему лучше отдохнуть день перед отъездом. Дорога ведь неблизкая.
— Кажется, он собирался уехать рано утром, мадам.
— Ему виднее. Но все же его следует снабдить едой на дорогу. Он должен быть где-то в конюшне. Я видела, как он входил туда.
— Я отыщу его, мадам, и передам ваши слова. Но в этот момент мы услышали цокот копыт, и из конюшни выехал всадник.
— Постой, дружище! — воскликнул Леру. Всадник, не обращая внимания на оклик, проехал дальше.
— Он не заметил нас, — сказал Леру.
— Он даже не слышал, как вы его позвали.
— Возможно, он глуховат, мадам.
— Вообще, он вел себя странно.
— Ну, теперь, так или иначе, а он уехал, мадам. Его уже не остановишь и ничего ему не предложишь.
— Меня удивляет, что он так и не показался нам и не захотел переброситься даже словечком.
Леру почесал в затылке и направился в конюшню. Я поднялась в комнату Лизетты. Она все еще лежала в кровати и с распущенными локонами и заспанными глазами выглядела прелестно.
— Ты, наверное, очень устала, — сказала я.
— Просто истощена, — ответила она. — Ты даже не представляешь, до чего же хорошо оказаться здесь… в таком чудесном месте… с тобой…
— На твою долю достались тяжкие испытания…
— Бедный Жак! Я просто не могу забыть эту картину… Как он упал на землю, а вся эта ужасная толпа набросилась на него. И все же… мне следовало быть…
— Тебе следует забыть об этом, — сказала я. — Бесполезные сожаления ни к чему не ведут. Да, кстати, этот твой слуга — странный какой-то. Я окликнула его, но он не ответил. Он что, глуховат?
Мгновение она колебалась, а потом сказала:
— Да… думаю, что глуховат, но не сознается в этом.
— Я позвала его, а он не ответил мне. Я была уверена, что он вошел в конюшню, но, когда я заглянула туда, там никого не было.
— А ты вошла внутрь?
— О, нет…
— Ну, наверное, он нагнулся, чтобы осмотреть подковы или копыта. Он очень заботится о Лошадях. Так значит, ты говоришь, он уехал?
— Да. Он даже не повернул головы, когда выезжал из конюшни. Его окликнул Леру, но он просто-напросто проехал мимо.
— Он очень спешит домой. Его просили вернуться как можно скорей. Вообще, они сделали мне большое одолжение, отпустив его со мной, поскольку без него там трудно обойтись.
Я продолжала думать об этом человеке, и неожиданно что-то мелькнуло у меня в голове.
— Знаешь, — сказала я, — мне кажется, я где-то уже видела его раньше.
— Где ты могла его видеть?
— Не знаю. Просто мне так показалось.
— Ну, говорят, у каждого человека на земле есть свой двойник. Интересно бы встретить своего двойника, верно?
Она рассмеялась и сразу стала похожей на ту девчонку, которую я давным-давно знала и любила.
Я горячо и искренне воскликнула:
— Ах, Лизетта, я так рада тому, что ты приехала.
Я была очень счастлива, что снова со мной Лизетта. Теперь моя жизнь изменилась. Она сама устранила все шероховатости, которые могли бы возникнуть а связи с ее присутствием в доме, согласившись стать моей камеристкой.
— Дама твоего положения просто обязана иметь камеристку, — сказала она. — И уж не знаю, кто лучше меня сможет справиться с ее обязанностями.
Она сама отказалась есть за одним столом с нами, на чем я собиралась настаивать, несмотря на предполагаемые протесты со стороны Шарля. Я понимала, что ему не слишком нравится моя идея обращаться с Лизеттой как с членом семьи; и кроме того, я понимала, что Лизетта весьма чувствительна к своему положению, столь же неопределенному, каким оно было и в Обинье, — человека, находящегося со мной и с Софи на дружеской ноге, но не являющегося нам ровней. Как раз мне-то хотелось относиться к ней как к равной, но она этого не желала.
Она решила есть в небольшой комнатке, примыкающей к ее спальне, вместе с Луи-Шарлем и сама ходила на кухню за едой, так что никто из прислуги не занимался ее обслуживанием.
Сначала я заявила, что все это ненужная чепуха, но чуть позже поняла, что даже в таком, избавленном от лишних формальностей хозяйстве, как у Турвилей, среди прислуги всегда найдется место для зависти и недоброжелательства.
Лизетта оказалась крайне тактичной. С членами семьи она вела себя весьма сдержанно и, лишь оставаясь наедине со мной, вновь превращалась в мою проказливую подружку.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110