В ней он познал изумительное отсутствие покорности условностям. Это привело его в восторг. «Ни одна женщина в моей жизни не действовала на меня так»,– подумал он, потом бросил сравнивать, потому что этим самым он принижал то, что произошло у него с Селией. Мысли его снова вернулись к долгой, жаркой, как в тропиках, ночи. Она с таким знанием дела стаскивала с него сапоги и потом опять вызвала его изумление, устроив ему пытку, когда стала с мучительной неторопливостью снимать с себя платье. Он думал, что сойдет с ума. Только усилием воли он сдержался, чтобы не наброситься на нее, словно голодный юнец.
Мысль о том, что они отдали друг другу самое дорогое, свою любовь, придала ему новые силы. Он наклонился и начал будить свою любимую поцелуями в густые, длинные ресницы. Потом он легкими как пух поцелуями прошелся по ее вздернутому носику. Он чувствовал, как она пошевелилась в его объятиях, слегка наморщив нос от щекотавших ее поцелуев. Наконец увидев изумрудно-зеленый блеск в ее глазах, все еще туманных от сна, он стал требовать внимания ее полураскрытых губ, утоляя жажду и вкушая их аромат.
Она оттолкнулась от его груди и, просунув под его руки свои, обняла его за шею. Словно две змейки обвили Маркуса. Помогая ей, он слегка ослабил свои объятия. Неторопливо, словно торопиться в этой жизни ему было некуда, он прильнул к ее сочным губам, лениво сражаясь с ее языком, который вызывал его на поединок. Он чувствовал на своих губах ее улыбку, ее пальцы пробегали по его волосам, пробуждая в нем целый вихрь томления. Маркус начал поднимать голову, но старался как можно дольше не отрывать своих губ от ее рта. Но вот он оторвался от нее, и Селия томно вздохнула. Она положила ладошку на его лицо, засмеявшись тому, что кожа его была так груба.
– С добрым утром, милорд!
Он застонал: к чему вспоминать о, надоевшем ему самому, титуле? Правда, она как-то сказала ему, что это просто был ее способ обращаться к нему ласково.
– Выходи за меня замуж, Селия, моя хорошая. Оба вдруг оцепенели от этих слов, словно перед ними разверзлась пропасть. Он и сам не предполагал, что у него вырвется этот, полный страсти, призыв. Грозный взгляд Селии сказал ему, что она рассердилась, а вовсе не была изумлена. Хотя Маркус и сказал это не подумав, он понимал, что это было не просто импульсивное действие. После ночи, проведенной вдвоем с ней, он как человек чести был обязан жениться на ней, даже если бы и не соблазнил ее. Заблудись они на болотах и проведи они эту ночь совершенно невинно, ему все равно бы пришлось так поступить. Их страстное соединение стало как бы печатью в брачном договоре.
– Нет.
Все чувства, пылавшие в нем, вдруг куда-то исчезли; вместо них в его душе вспыхнул гнев оскорбленного самолюбия. Ее неожиданный отказ был подобен удару клинка, пронзившего его своей холодной сталью. Она не дала ему возможности подумать, что с ним происходит, и начала отодвигаться в сторону, чтобы подняться на ноги. Прямо перед глазами у него оказалась ее обнаженная спина. Только теперь, заметив, что она мелко дрожит, натягивая через голову платье, Маркус почувствовал утреннюю прохладу. Или это ему вдруг стало холодно потому, что тепло этой женщины ушло от него?
– Это все, что ты можешь мне сказать? – наконец спросил он, вставая и надевая брюки. Натянув сапоги и, без сомнения, порвав их тонкую кожу, он заметил, что она украдкой поглядывает на него. Потом она обернулась к нему. «К чему изображать сейчас эту девичью скромность?»– подумал он, просовывая руки в рукава рубашки.
– А что тут еще скажешь, Маркус?– То, как она выговорила его имя, сильней, чем ее осуждающий взгляд, заставило его снова поморщиться. Услышит ли он еще когда-нибудь это ее нежное «милорд»? – Вы предлагаете мне выйти за вас замуж, а я отказываюсь. Вот и все. Что вы сделали со второй моей туфлей?
Он кивнул туда, где у нее за спиной валялась туфелька. Едва она отвернулась, как у него опустились плечи. Это было поражение. Она что, не понимает, что они обязаны пожениться? Что за страна была эта ее родина, Соединенные Штаты? Неужели люди там потеряли всякое понятие о приличиях, после того как восстали против родины? «Человек чести исполнит свои обязанности», – решил он и стал бормотать проклятия, увидев, что неправильно застегнул жилет. Торопливо проделывая это заново, Маркус старался не вслушиваться в осуждающий голос рассудка, шепчущий ему, что человек чести не позволил бы себе соблазнять гостью своего дома.
– Вы еще не готовы? Мне бы хотелось вернуться на наш постоялый двор прежде, чем там соберется слишком много народу.– Селия стояла в нескольких шагах от него, нетерпеливо постукивая туфелькой, с таким видом, словно они опаздывали в театр. – Еще и часа не прошло, как рассвело, и мы сможем вернуться прежде, чем кто-нибудь вообще узнает, что нас не было.
– С какой стати вы беспокоитесь об этом? Вы, кажется, не видите необходимости в соблюдении правил приличия,– огрызнулся он, дергая себя за лацканы сюртука и выражая тем свое раздражение. Боже милостивый, как же он хотел обнять ее и не выпускать из рук, пока она не уступит ему и не даст своего согласия! Чтобы подавить в себе это желание, он разыскал свою перчатку и косынку и засунул их в карман.
– Теперь вы еще намерены читать мне лекции о правилах приличия! Да, нужно было догадаться – вы не позволите мне забыть о том, как я глупо вела себя прошлой ночью,– сказала Селия, оставляя его в недоумении. О чем это она – о том, что, повинуясь минутному порыву, приехала в Англию, или о их совместной ночи?– Мне просто не хочется отвечать на кучу глупых вопросов.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104