— Ты мне латынью не щеголяй, тебя лечить надо, — Никита мягко отодвинул Анну от лошади — лошадка норовистая, от бега разогрелась, как бы не задела копытом случайно.— Глянь-ка! — воскликнул Модестович. — Никак подрезано?!— И в самом деле, — вздрогнул Никита, присмотревшись к подпруге. — Подрезано, но не до конца. Чтобы вроде не сразу лопнуло.— Кто бы это мог сделать? — опечалился добрый Модестович.— А вот это я, кажется, знаю. Ох, погоди, Полька! Вот вернемся, не сносить тебе головы! — погрозил куда-то в сторону Никита.— Что же теперь делать-то? — Анна с надеждой смотрела на Никиту.— Ехать тебе надо, Анна, самой ехать.— Да какой же из меня ездок? — растерялась она.— Хочешь быть сестрой милосердия — полезай в седло, а я подсажу. Езжай к своим князьям да баронам — спасай их! — Никита подставил Анне ладони лопаткой, и она несмело наступила на них ботинком.Никита легко подбросил ее вверх и боком усадил в седло.— Не дамское, конечно, лука короткая, держаться тебе не за что будет, — посетовал Никита. — Но ты спину ровнее держи, да уздцы из рук не выпускай. Бог даст — доедешь!Никита легонько шлепнул лошадь по вспотевшему крупу, и она, чуть взбрыкнув, оттолкнулась копытами и с прыжка поскакала вперед.— Спасибо, Илья Петрович, что согласились приехать, — кивнул Корф доктору, когда он появился у заброшенной избушки лесника вместе с Репниным. — Это честь для нас.— Говоря по совести, мне совершенно не в радость эта обязанность и не к чести эта честь, — сухо ответил Штерн. Он был весьма обескуражен этим, с позволением сказать, приглашением — доктор глубоко уважал обоих молодых людей, и их необъяснимое решение стреляться вызвало у него не только грусть, но и протест. — Вообще-то я желал бы для вас перемирия. И готов принять участие в обсуждении этой возможности.— К сожалению, Илья Петрович, — покачал головой Корф, — примирение никого не устроит, ибо от результата этой дуэли зависит личное счастье каждого из нас.— Так это из-за женщины? Но я никогда не замечал, чтобы вы предпочитали общество одной и той же дамы.— Это старая история, Илья Петрович, — осторожно сказал Репнин. — Просто мы, наконец, решили подвести под ней черту.— А заодно и под своей жизнью? — воскликнул доктор.— Увы! — с недобрым смешком развел руками Корф.— Владимир! Ты опять юродствуешь?!— А мне надоела твоя скорбная физиономия праведника!— Господа! Господа! — бросился разнимать их Штерн. — Вот уж никак не думал, что все так далеко зашло. Вы же никогда не проявляли своих чувств публично.— А зря, — бросил Корф. — Глядишь, и стреляться было бы не надо. Набили бы друг другу морды, угодили под трибунал и — завтра же на Кавказ, рубить головы чеченцам.— Какой же ты все-таки кровожадный, князь!— Нет, я жизнелюбивый. Я сладкого не выношу — рассиропят слезы, растают, вместо того, чтобы решительными действиями взять эту чертову невинность на приступ — и дело с концом!— Кого ты пытаешься оскорбить?— Да тебя же, тебя, романтичный ты мой! — вскричал Корф. — Чтобы ты прекратил уже лишние разговоры и помог доктору разметить шаги. Секундантов у нас нет, так что все в наших руках.— Владимир Иванович, — вздрогнул Штерн, — а может, все-таки — того, передумаете?— Никогда! Я намерен стреляться.— И я! — в тон ему расхрабрился Репнин.— Смотри, стреляй метко. Потому что я не промахнусь.— Не будь столь самоуверен. Даже лучшие стрелки иногда погибают.— Вот и славно! Приступим к формальностям? Обменяемся пистолетами?— Твоему благородству нет предела, — съязвил Репнин.— А ты его хотя бы зарядил? — хмыкнул Корф, принимая от него пистолет.Доктор Штерн удрученно покачал головой — друзья вели себя, как птенцы-задиры. Рассчитывать на здравомыслие не приходилось, и поэтому он обреченно смотрел, с каким азартом Репнин и Корф размечают место дуэли, обмениваются пистолетами и проверяют их. «Невероятно, — подумал Штерн. — Я чувствую себя приговоренным к смерти, а эти двое только что не веселятся — подтрунивают друг над другом, слово за слово!»— Что же ты, Миша? — покрикивал на Репнина Корф. — Это просто. Целишься в переносицу, нажимаешь на курок и… Сразу же и увидишь, что у меня вместо мозгов.— Об этом и без выстрела догадаться несложно, — в тон ему отвечал Репнин.— У тебя зато есть прекрасная возможность проверить практикой теорию. Или опровергнуть ее. Что же ты медлишь, поручик?! Неужели струсил?— Нет! — сквозь зубы процедил Репнин.— Не тяни — здесь все просто. Или я умру, или она останется со мной.— Замолчи!— Так стреляй же, черт возьми!..Репнин поднял пистолет и выстрелил в воздух. Пуля ушла вверх, и с деревьев мягкими хлопьями западал растревоженный снег.— Слава Богу! — воскликнул доктор Штерн.— Ах, как благородно! — язвительно бросил Корф. — Только это плагиат, Миша. И потому не считается. Будем думать, что ты промазал. Молись, Мишель!— В следующий раз… — начал было Репнин.— Следующего раза не будет, — усмехнулся Корф, покачивая пистолетом, как веером.— Стреляй! — зарычал взбешенный его издевательствами Репнин.— А я первым делом направлюсь к ней в спальню и поведаю о твоем великодушном поступке. Думаю, мне потребуется не одна ночь, чтобы утешить твою прекрасную даму…— Стреляй! — Репнин вдруг сорвался с места и бросился на Корфа, сбив его с ног — пистолет вылетел из руки Владимира и упал в снег.— Идиоты, — схватился за голову Штерн.— Итак, за мной выстрел, сударь, — зло сказал Корф, поднимаясь с земли и легкомысленным жестом отряхивая с сюртука снег.— Стреляй, хватит ломать комедию, — закричал Репнин, возвращаясь на свое место.— Надеешься, что твоя красивая смерть тронет ее до глубины души?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49