Ей почти удалось убедить себя, что Репнин презирает ее, и с легкостью променял любовь крепостной на вольную любовь цыганки. Но вот уже в который раз Михаил доказывает ей свою преданность — он простил ее невольный обман, простил ее необоснованные обиды. Он, кажется, готов простить ей даже ее симпатию к Корфу. Репнин просто проявил чудеса благородства, спасая ее от управляющего и вынося из огня. Он не скрывает своих чувств, которые лишь окрепли в испытаниях. Он искренен в желании помочь ей. А что же она?Теперь уже Анна чувствовала себя недостойной такой любви. Тем более, что позволила поселиться в своем сердце новому чувству к другому мужчине. Более закрытому и мрачному, неверному и непредсказуемому. Чувству к тому человеку, кто сводит ее с ума своей невысказанной страстью и мучает — и ее, и себя, будучи не в силах справиться с этим влечением.Анна не знала, как себя дальше вести. Наверное, она могла бы обратиться за помощью к тому же Оболенскому, и великодушный князь, уже однажды бросившийся ей на помощь, наверняка сделал бы это еще раз. Но в глубине души Анна и не хотела ничьей помощи, с каким-то непонятным ей самой упорством жаждала она испить по капле чашу мучений до дна. Отчего-то мука казалась ей сладкой.Ее размышления прервал странный писк за дверью. Анна вышла из комнаты и ахнула — у порога лежал хорошенький пушистый комочек, котенок. Анна подняла его и прижала к себе, стараясь согреть. И вдруг увидела, как чуть в стороне стоит Корф и смотрит на нее с тоской и отчаянностью человека, которому больше нечего терять.— Хотите взять его себе? — грубоватым тоном спросил Корф.— А у вас были на него другие планы?— Да, я собирался назвать его Карлом Модестовичем и затем утопить.— Опять вы шутите, Владимир! Я знаю, что вы на такое не способны, — укоряюще сказала Анна, ласково гладя котенка по шерстке.— Я не ослышался? Вы только что выступили в роли моего адвоката? Неужели разглядели за маской чудовища доброе сердце?— А вы и есть добрый. К тому же, вы очень любите кошек. Помните, как помогали мне таскать сливки У Варвары?— Для наглого рыжего котяры, которого Григорий пригрел на конюшне? — кивнул Корф.— И совсем не наглого! Он был такой маленький и несчастный!— И поэтому ему потом всегда приходилось путешествовать с нами в отдельной корзине огромных размеров, — Владимир улыбнулся неожиданным воспоминаниям. — Вы можете взять себе и этого. Только таскать сливки вы меня больше не заставите. Тяжелая длань у Варвары — соломинка…— Спасибо, — обрадовалась Анна. Она решила подойти к нему, но отчего-то остановилась.— Вы по-прежнему меня боитесь? Боитесь, что я схвачу вас и силой утащу к себе? Поверьте, я не чудовище. Впрочем, я вас понимаю. Позвольте один вопрос, Анна. Есть ли надежда, что когда-нибудь вы сможете ответить на мои чувства?— Не стану давать ложных обещаний. Я не знаю.— Если бы я с самого начала признался вам в своих чувствах, могло бы все сложиться иначе?— Возможно.— Тогда забудем все! Давайте начнем все сначала, — с горячностью предложил Корф.— Невозможно забыть того, что уже произошло, — промолвила Анна.— Что же, благодарю вас за откровенность. Это даже к лучшему. Я не буду мучить себя несбыточными мечтами, а вы можете спокойно предаваться своим.Когда Корф ушел, Анна спустилась на кухню, чтобы покормить котенка.— Я назову его Лучик, — сказала Анна, с нежностью глядя, как Варвара поит котенка молоком из блюдца. Котенок был совсем еще кроха и не умел лакать — Варвара обмакивала какую-то тряпичку, намотанную на указательный палец, в молоко и подставляла палец котенку. А тот с удовольствием лизал тряпицу, полагая, что это его теплая, добрая мама.— И впрямь, какой-то он весь светлый, солнечный, — согласилась Варвара. — Хорошенький! Откуда он у тебя?— Владимир принес. Оставил под дверью, как будто котенок сам случайно забрался на второй этаж, а потом подарил его мне.— Подарил котенка? — покачала головой Варвара. — А я-то думала, что только у барыни Долгорукой рассудок помутился. И наш барин, похоже, тоже заболел — умом тронулся. Не знает, что девушке подарить, чтобы чувства свои правильно высказать.— Варя! Разве это от чувств? — смутилась Анна.— А от чего еще? Сдурел он совсем, вот и мечется. Ты бы хоть его приласкала, что ли, может, и отойдет, обмякнет. А потом, глядишь, и здраво рассуждать начнет.— Да она-то и целоваться по-человечески не умеет, куда ей барина приласкать! — с презрением бросила Полина, проходя в кухню.— Язык у тебя без костей! — прикрикнула на нее Варвара.— И язык без костей. И тело мягкое. Молодому барину нравится, — с вызовом глядя на Анну, заявила Полина.— Срам-то какой! Тьфу на тебя! — Варвара перекрестилась и замахнулась на Полину. — Иди-ка ты отсюда по добру по здорову, а то, не ровен час, попадешься под горячую руку, а она у меня — сама знаешь…— Соломинка, — сквозь слезы прошептала Анна, вспомнив слова Корфа.— Во-во! Соломинка — если опущу, мало не покажется!— А ты мне не грози! — встрепенулась Полина. — Я вот барину все расскажу, как вы его тут обсуждали, посмотрим, какой он тогда Анне подарок сделает — сто розог или полсотней обойдется.— Совести у тебя нет, — горестно сказала Анна.— Это у тебя нет совести. Смотри-ка, в одночасье двух кавалеров хочет охмурить!— Это тебя не касается! — побледнела Анна.— Как же это не касается? Ты у меня барина хочешь увести, а я и молчи? Ну, уж нет! И барона ей, и князя подавай! За двумя зайцами погонишься — ни одного не поймаешь.— А я ни за кем и не гонюсь! Это ж ты у нас на деньги падкая, за копейку на любую подлость готова.— Тоже мне, святая невинность! Ты всегда красоте моей завидовала!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49