Существовал ожесточенный раскол, противоречие между английской церковью и французской, этот раскол достался в «наследство» королю Генри, когда он занял трон.
После смерти французского архиепископа король Уильям задержал назначение его преемника, чтобы не тратить лишние средства, и подвергся большому осуждению за такую политику. Ему пришлось назначить на пост архиепископа аббата Анселма. Но этого было недостаточно — во Франции архиепископ назначался папой римским, а не королем.
Еще раньше герцог Нормандский назначал собственных церковников вплоть до самых высоких должностей. Многие из них были больше бойцами, чем церковниками, имели любовниц и детей. Вновь назначенный архиепископ был очень законопослушным человеком. Человеком, исполняющим все догмы, все законы церкви, и говорящим, что его должен назначить не король, а папа. Но такая формальность осложнялась тем, что в тот момент сложилась парадоксальная ситуация — существовало два папы: Сити Второй и Клемент Третий. Последнего назначил своей волей Святой Римский император Генри Четвертый. Анселм же — вскоре после своего назначения — получил уведомление из рук законного кардинала. Борьба между французами и королем Уильямом продолжалась до насильственной смерти последнего на охоте в Новом лесу.
Анселм возвратился в Англию только для переговоров с новым королем Генри. Генри обратился за разъяснениями по этой проблеме в Рим. Оттуда пришел ответ, что действительно король не вправе назначать архиепископов. Борьба разгорелась с новой силой. Прошло немало переговоров, прежде чем стороны достигли компромисса, и хотя король Генри был большой мастер на них, но и ему пришлось капитулировать. Назначением на должность будет ведать церковь, а королю остается наблюдать выборы на этот пост и принимать все почести от кандидатов. Но это решение было формальным. Король продолжал распоряжаться должностями, как и прежде. А епископ Роджер Салисбури если и пользовался своим правом, то весьма незаметно. Он был достаточно умным человеком, чтобы не понимать, что Рим — далеко, а король — рядом.
После праздничной мессы традиционная рождественская процессия проследовала через церковь. С королем приехали его сестры, последние из девяти дочерей старого Конгюэра. Это были уже старые женщины — Аделаида, графиня Блоиз, с ее знаменитым красавцем сыном, Констанция, графиня Британи, Сесилия, аббатиса в Каине. Другие умерли несколько лет назад.
День был поистине зимний: яркое солнце и легкий морозец. Великолепный двор в золоте и шелках так и сверкал на солнце. Перед королем ехали два рыцаря с кожаными мешками, они щедрой рукой направо и налево разбрасывали деньги. Правда, скупой король приказал насыпать в мешки только медные монеты и фартинги. Король Уильям обычно разбрасывал серебро в народ, не устраивал свалки из-за меди. Но картина от этого не становилась менее величественной.
Констанция ехала позади короля и его сестер. Ее сопровождали вассалы: де Крези и рыцарь Га-мелин, а также рыцари ее замка. Графиня была одета в двойную красную шелковую юбку, по подолу расшитую золотом. Ее волосы обвили золотыми цепочками и подвязали красными лентами, открыв прекрасную длинную шею. Со всех сторон раздавались радостные приветственные крики в адрес прекрасной графини Морлакс.
В большом зале раздался шелест, и все головы, как одна, обратились в одну сторону — вошел король. Король — коренастый мужчина, одетый со всем блеском, — проследовал к своему месту. Его сопровождали внебрачный сын, Роберт Глоустер, Роджер, епископ Салисбури. Их окружала целая армия клерков и придворных. Среди всех присутствующих епископ был самой важной после короля персоной. Король занял место на резном стуле, покрытом шкурой леопарда. Глядя на него, Констанция подумала, что король выглядит утомленным. Из-под горностаевой мантии хорошо были видны драгоценная шпага и ножны, помимо всего этого на голове Генри красовалась старая конгюэровская корона, украшенная сапфирами, уложенными в ромбы. Клерки, с их длинными предписаниями, свернутыми в рулоны, расположились вокруг короля. Они сделались очень популярны в царствование Генри и выглядели ужасно важными.
Констанция услышала в толпе сзади себя чей-то тяжелый вздох. Она тоже чувствовала себя несколько уставшей. Полдень уже давно прошел, и графиня была голодна. Менее знатные дворяне после мессы могли что-то купить поесть, пойти на скачки или еще куда-нибудь развлечься — в Винчестере на Рождество всегда было весело. Но двор короля должен был давать клятву верности, и Констанции предстояло пробыть в большом зале еще несколько часов. Церемония могла затянуться до ночи. Каждый, кто давал эту клятву, вставал на колени перед королем Генри, который пожимал протянутые руки, и дворянин клялся не пожалеть своей жизни ради короля и всей Англии. Констанция, как женщина, дочь графа и наследница Морлакс, понимала всю значимость церемонии.
— Миледи, не хотите ли выпить бокал вина? — услышала она голос де Крези. Она с удовольствисм выпила бы сейчас вина, но в такой давке вряд ли это было возможно. Тем не менее, она кивнула, и де Крези исчез в толпе.
В зале установили стол. Король слушал Роберта Глоустера и других своих незаконных сыновей, нагнувшихся к нему с двух сторон. Вассал Гамелин сказал на ухо Констанции, что король мог бы использовать своих сыновей лучше.
— Страна может последовать, примеру прекрасного рыцаря, графа Роберта Глоустера, и поднимет тем самым престиж высокомерного короля…
Констанция знала большинство незаконных детей короля.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81