Ничего не осталось в нем от спокойного, выдержанного мужчины, продукта и воплощения современной цивилизации. Это было совсем не то, о чем она когда-то мечтала, в этом не было ни нежности, ни ласки. Она вновь вздрогнула — на этот раз от ужаса. Упершись обеими руками в его плечи, она сумела как-то на момент оторваться подальше от терзавших ее, требовательных губ и попыталась вырваться из его крепких объятий.
— Лок, пожалуйста! Я не… нам нельзя…
Но он, вместо того чтобы отпустить, опрокинул ее на спину. Она уже не узнавала это нависшее над ней лицо. Глаза прищурены, зубы оскалены, дыхание тяжелое, прерывистое — да это какой-то незнакомец — грабитель! Констанс, даже не сознавая, что она делает, попыталась встать, но он властно прижал ее к шелковому покрывалу. Конечно, она сама виновата, сама довела его до этого, заставив раскрыться — дуреха! Растревожила спящего тигра!
— Не делай этого! — прошептала она.
Лок моргнул, потряс головой, как будто стараясь отогнать сон или кошмар. Выругавшись, он вскочил и повернулся к ней спиной. Со сжатыми кулаками, покачиваясь, он был похож на пьяного.
Дрожа каждой клеткой своего тела, Констанс откатилась на край постели — с чувством освобождения, облегчения и — как стыдно! — некоторого разочарования. Она закрыла глаза, тяжелое чувство вновь навалилось на нее. Похоть — это грех, о, она еще хотела вовлечь в него и Лока! Двойная грешница, вдвойне!
— Лок, я…
— Заткнись! — Он не глядел на нее, его голос был жестким и чужим. — Еще полслова, и я за себя не отвечаю…
Она стала пунцовой, потом побелела как мел, неуверенно поднялась на ноги, пригладила юбку, застегнула пуговицы на шее платья. Внутри была какая-то жуткая пустота. Нужно как-то извиниться перед ним. Полная раскаяния, она дотронулась до его плеча.
— Не смей! — Он повернулся, отбросив ее руку. Его голубые глаза горели самой настоящей ненавистью.
— Очередной ход в афере, принцесса? Превратить меня в круглого идиота, и потом из меня можно вить веревки?
Она снова вздрогнула, бледность перешла в какую-то белизну — она стала как статуя.
— Ну откуда у тебя такие мысли?
— Ты хочешь, чтобы их у меня вообще не было! — Ярость окончательно вытеснила остатки страсти. Он угрожающе шагнул к ней. — Сматывайся отсюда!
Хватая ртом воздух, она неуверенными шагами прошла в гостиную-кабинет, схватила шляпку, пальто и ридикюль — главное, ридикюль, с ее главным сокровищем — билетом на пакетбот! И зачем она только приходила сюда! Еще одна катастрофа, еще одно, о чем надо будет забыть, о чем будешь всю жизнь жалеть, не забывая.
Лок стоял на пороге своей спальни. Его лицо вновь приобрело обычное холодно-презрительное выражение. Господи, как это неожиданно все и как горько!
Все внутри нее еще трепетало от его ласк, она изо всех сил сдерживалась, чтобы не разрыдаться — в носу уже щекотало, горло сжимали спазмы. Но нет, она не допустит, чтобы он увидел ее плачущей — ни за что!
— Ну, извини, — пробормотала она каким-то жалко-несчастным голосом. — Я хочу…
— Ступай, черт тебя побери! — Губы его изогнулись в презрительной усмешке. — И скажи Алексу, что это не сработало!
Она отшатнулась.
— Ты неправ, и знаешь это. Я просто не могу тебе ничего доказать…
— Вон, так твою… Убью!
Она выбежала прямо в сплошную стену дождя, чуть не поскользнувшись на мокрых ступеньках, даже не одев ни шляпки, ни пальто. Слезы, наконец, водопадом хлынули из ее глаз, смешавшись с каплями от ливня. Откуда-то сверху как божий глас прозвучали последние слова Лока:
— Вон!.. Убью!
— Помешала праздновать?
Констанс вихрем ворвалась в служебный кабинет деда, оттолкнув растерянного и смущенного клерка.
Обстановка в кабинете была роскошная. Зеленые бархатные портьеры, обитые бельгийским гобеленом кресла, блестящие кожаные кушетки. Книжные полки занимали все пролеты между окнами, за которыми виднелась панорама Стейт-стрит со зданиями биржи, администрации штата; в отдалении маячили контуры причалов. Книги все были, разумеется, в кожаных переплетах с золотым тиснением. На письменном столе — разложенные в идеальном порядке папки, какие-то досье и толстая кипа каких-то деловых бумаг. И рядом огромный серебряный поднос с чашками из китайского фарфора, посыпанными сахаром бисквитами, графинами, графинчиками и большим джезве, от которого еще исходил свежий аромат лучшего сорта яванского кофе.
— Сэр, я пытался объяснить мисс Латэм, что вас не следует отрывать, — выдавил из себя клерк, багровый от возмущения и страха.
— Ничего, ничего, Перкинс, судья Фрейдель уже ушел, — ответил Алекс, делая жест, чтобы тот оставил их вдвоем. Он недоуменно поднял брови, обозрев состояние туалета своей внучки. — Дорогая, да ты вся промокла насквозь!
Констанс сорвала с головы окончательно уже никуда не годную шляпку и мокрую до нитки мантильку, швырнула их на кресло с полным пренебрежением к их дорогой обивке. Убрав с лица мокрые, слипшиеся пряди волос, она протянула руку через широкий стол и налила себе полный бокал. Выпила залпом, сморщившись от обжегшей горло и желудок жидкости. С размаху поставила бокал на стол и бросила на деда воинственный взгляд.
— Дождь идет.
— Я понимаю, — откликнулся он, слегка встревоженный. — Констанс, ты в порядке?
— Нет еще! — она вновь потянулась к хрустальному графинчику.
— Думаю, тебе хватит, девочка, — с упреком сказал он ей, закрывая графин пробкой. — Ты не привычна к этому зелью. Еще пьяницей станешь.
— Да, может, это самый лучший выход, — пробормотала она, вновь вздрогнув. Под алкогольными парами, наверное, и морское путешествие не таким уж жутким покажется.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103