– Менестрели ссылаются на это, как на «Балладу о Ротанкси». – Похоже, она не причисляла себя к менестрелям. Она была другой породы и знала это.
– Это не важно. Мое имя живет там, а твое будет прославляться вечно.
Похоже, это забавляло ее.
– Менестрели покидают город. Меня бросает в дрожь при мысли, что они могут сделать с оригиналом.
– Чем я могу тебя вознаградить? – спросил он. Его трясло, как подростка, голос срывался. Глупец!
Она отвернулась от окна и провоцирующе посмотрела на него.
– Чем-нибудь соответствующим. – Она сказала это резким голосом, не то парируя его слова, не то смеясь над ними.
У него оставался еще один сапфир из тех, что Бог дал ему на расходы. Чувствуя себя последним идиотом, он подошел к ней, положил камень на серебряную цепочку и двумя пальцами засунул его в выемку между грудями.
– Этого, конечно, недостаточно, но у меня больше ничего нет.
Она торопливо взяла самоцвет и отступила на шаг.
– Этого вполне достаточно. Твоя доброта беспредельна, милорд.
Она играла словами. Здесь был какой-то скрытый смысл, которого он не мог разгадать, – по-видимому, он предназначался Шонсу. Взгляд, который она метнула ему из-под опущенных ресниц, от любой другой женщины мог быть расценен как многообещающий. Для нее же, надо полагать, он ничего такого не значил; но руки его затряслись.
– Ты составишь мне компанию на балу сегодня вечером?
Она кивнула с таким видом, как будто это было само собой разумеющимся. Кто же еще может сопровождать лорда-сеньора, как не Леди Доа? Величайший воин и величайший менестрель – они созданы друг для друга.
– Ты разрешишь мне поцеловать тебя? Она тут же ощетинилась:
– Не тронь меня!
Он пожал плечами, но не отвел взгляда.
– Я не понимаю тебя, Леди Доа. Ты – самая…
– Ты все прекрасно понимаешь, Шонсу. – Тон ее был презрительным, взгляд – успокаивающим.
– Я уже говорил тебе, что ничего не помню.
– Говори это своим прихвостням! Доа повернулась к двери, и он еле устоял на ногах, когда увидел, как шелк обрисовал ее формы.
– До вечера.
И она ушла.
Он не знал ни где она живет, ни как положено прибывать на бал Леди: паланкин? портшез? Уолли неожиданно оказался перед всеми этими проблемами, так же как и перед фактом, что с ним ведется открытая война. Она подчиняла его себе целиком. Как только появлялась эта женщина, гормоны Шонсу брали верх над разумом Уолли Смита. Что сделал бы Шонсу на его месте – наверное, швырнул ее на кровать и взял бы насильно.
Он со стоном сел обратно в кресло, гадая, не этого ли она хочет. Знает ли она даже о том, что завлекает его, или делает это подсознательно? Его раздражал Ннанджи, когда влюбился в Тану, – женщина отказывает, мужчина теряет разум… Ннанджи все же извиняла его молодость; да и сам он был, похоже, всего лишь сексуально озабоченным маньяком.
Но теперь он, по крайней мере, не один появится на балу, это может оказаться полезным в случае…
Дверь распахнулась – и вошел Ннанджи. Он улыбался.
– Тебе удалось это, брат! – сказал он.
– Удалось что?
– Переполнить мою голову! Я заработал головную боль, так что мне пришлось попросить перерыва. – Не похоже, чтобы это слишком уж донимало его.
– Две сотни за час! Но теперь у нас есть несколько неожиданных талантов – ювелиры, граверы и стеклодувы.
– Все весьма полезны, – сказал Уолли, с трудом воспринимая сейчас бодрость своего названого брата. – А сокольничьи?
– Не совсем то. Но что самое смешное – половина людей не из ложи.
Он стоял у окна, глядя в него, в то время как Уолли, снова усевшись в свое парчовое кресло, тщетно пытался понять, что имел в виду Ннанджи, говоря слово «смешное».
После нескольких минут молчания Ннанджи сказал:
– Брат! Ты расскажешь мне оставшиеся тридцать сутр, когда у тебя будет время?
– Конечно. Но не раньше чем пройдет твоя головная боль, да и моя тоже.
– Отлично! – И снова пауза.
– Шонсу! – Он никогда к нему так не обращался. Его голос растерял весь свой блеск. – Я – выскочка?
– Не беспокойся об этом! Ты скоро выучишь сутры, а вызвать тебя никто не посмеет, пока сбор не кончится. К тому времени ты уже будешь фехтовать как Седьмой.
Ннанджи по-прежнему смотрел в окно.
– Надеюсь.
Ннанджи, сомневающийся в своих силах?
– Я уверен, что ты найдешь время для занятий! А состязаться ты сможешь со многими – тебе это сейчас нужно. Пока ты занимался только со мной, а теперь ты знаешь все мои… – Уолли осекся.
И сказал Икондорина, что ему нечему его больше учить.
Молчание. Конечно, Ннанджи не знает пророчества о рыжеволосом брате Икондорины.
– Легкая победа! – Голос его был полон презрения к самому себе. В его глазах воинская доблесть была посрамлена. Он не выносил людей, фехтующих ниже своего ранга.
– Как только Шестые будут освобождены от их клятвы, я окажусь перед лицом тридцати девяти экзаменаторов. Ты растянешь войну на несколько недель для меня?
Требование было таким смешным, что Уолли захохотал, Ннанджи моментально обернулся к нему с улыбкой. Потом снова посмотрел в окно. Что-то еще гложет его?
– Шонсу!
– Да, Ннанджи.
Тишина.
Потом:
– Я не чувствую… Я хочу сказать…
– Ну так скажи.
Ннанджи набрал побольше воздуха и выпалил:
– Я знаю, что сбор может иметь только одного сеньора, брат, поэтому хочу пообещать тебе, что я не хочу.., я имею в виду… Дьявольщина!., имею в виду, что ты знаешь гораздо больше, чем я…
На Ннанджи это не походило.
– Что ты пытаешься сказать? – неожиданно сурово потребовал Уолли, ломая голову над этой загадкой.
Ннанджи повернулся, сильно покраснев:
– Я буду верен! Настоящий лидер сбора – ты! Сейчас мы формально равны…
Богиня!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115