Так смотрите же!
– Он вытянул руку. – Вот ты, Пурлопат’р Дровосек! Ты ведь знаешь меня не меньше года, верно?
Молодой здоровяк кивнул, широко раскрыв глаза.
– Тогда скажи братьям и сестрам, почему я ношу перчатку!
– У тебя только одна рука, о святой, – пискнул Пурлопат’р.
– Неверно! У меня была только одна рука. Моя правая была отрезана у запястья, так? Смотри же, какая она теперь! – Он сорвал перчатку. – Моя рука отрастает заново. В следующий раз, когда я вернусь к вам, братья и сестры, она будет такой же, как левая. Вот так Тот, Чье Имя Не Может Быть Названо, награждает тех, кто служит ему!
Да, это уж точно не понравится Службе. Она обвинит Джулиана Смедли в пропаганде суеверий, возбуждении ложных надежд, возвеличивании самого себя. Но в сложившейся ситуации его мало волновало мнение Службы. Все, чего ему хотелось, – это остаться в живых.
– Чудо! – вскричал старый Кинулусим, падая на колени.
– Чудо! – хором откликнулись верующие. Юный Пурлопат’р пал ниц словно подрубленный кедр. На ногах остались только солдаты.
Капитан стоял, разинув рот. Джулиан повернулся к нему и простер свою исцеленную – ну, почти исцеленную – руку. Он собрал это потрескивающее от напряжения ощущение маны и мысленно швырнул его в тупого вояку. «На колени, чтоб тебя! На колени!» По меркам Пятерых или их аватар это количество маны было ничтожным, но и его хватило, чтобы одолеть старого, закаленного в боях солдата. «Кайся же, кайся!»
Медленно, неохотно капитан опустился на колени, и сразу же по всему периметру поляны его воины последовали примеру своего командира.
«Иисусе!»
– Помолимся же! – рявкнул Джулиан. – Возблагодарим за дарованное нам свидетельство доброты и милости…
Он задохнулся от охватившей руку нестерпимой боли. Он совладал с собой и продолжил. Мана кипела в его руке не только от охваченных священным ужасом верующих, но и от тридцати новообращенных. Он свершил чудо. Теперь он святой. Капитан рыдал, а половина его людей побросала мечи.

4

Аморгуш уснула у Доша Кучера на руке, но он ухитрился высвободиться, не разбудив ее. Громко сопя, она перекатилась на бок. Он выскользнул из постели и опустил ноги на мягкий ковер.
В окна струился солнечный свет, играя на шелковых простынях, мраморных стенах и отполированной до зеркального блеска мебели. Даже одной из этих картин в тяжелых золоченых рамах хватило бы, чтобы спокойно дожить до старости… или оказаться на виселице. Ухоженный парк за окнами тянулся до самого берега Джоалуотера. На туалетном столике лежали драгоценности Аморгуш. У него зачесались кончики пальцев, и он поскорее отвел глаза от этого небольшого состояния.
Если он и дальше хочет жить за счет старой Аморгуш, ему придется бороться с искушением. Он нагнулся и подобрал с ковра одежду, сброшенную им полчаса назад. Это была дорогая одежда. Надо отдать должное старой жабе – она щедра. Да, пожалуй, это все, что можно сказать о ней хорошего. Аморгуш утверждала, что ей сорок, – и как это боги еще не поразили ее за столь явную ложь? Одна из богатейших женщин во всем Джоалвейле, она была и одной из самых глупых, правда, не настолько, чтобы верить словам восхищения, которые он шептал ей ежедневно в это время. Она знала, что он всего лишь наемная сила.
Он натянул розовые льняные штаны и башмаки из ягнячьей кожи, потом любовно затянул свой широкий кожаный пояс. Пояс попал к нему не от Аморгуш. Скорее всего он был изготовлен в Рэндорвейле, хотя Дош стянул его пару лет назад в Мапвейле. Один поворот высвобождал богато украшенную пряжку, а вместе с ней и тонкую полоску стали, гибкую и острую с обеих сторон как бритва; что ни говори – восхитительная вещица. Он любил ее. Маленький бедный Дош всегда ощущал себя нагим и беззащитным, если на теле его не было спрятано хотя бы какого-нибудь оружия.
Он застегнул шелковую рубаху изысканного лилового цвета, искусно расшитую разноцветными полевыми цветами, и постоял минуту у зеркала, восхищаясь собой. Потом пригляделся повнимательнее – не видно ли следов от любовных укусов? Нет, вроде бы все в порядке. Он не без раздражения заметил мелькающую сквозь кудри кожу. Блондины всегда рано лысеют, а он был далеко уже не так молод, как ему хотелось бы. На лбу можно было разглядеть намечающиеся морщины. Он недовольно отвернулся от зеркала.
Старая жаба еще спала, и притом громко храпела. Ну и хорошо, это избавит его от прощального объятия. Его жизнь у Аморгуш была легкой и беззаботной – еще бы, он вполне заслужил такую. Дош довольно ухмыльнулся и направился к двери с сознанием честно выполненного долга. После любовных утех с Аморгуш его обязанности на конюшне казались сущим отдыхом.
В коридоре – ни души. Восхищаясь окружающим его великолепием, он торопливо зашагал к лестнице, намереваясь наскоро принять ванну, чтобы смыть с себя вонь ее духов. Если подумать, его место в доме Бандропса было подарком судьбы. Во-первых, Джоал – самый красивый город во всех вейлах, он предлагал человеку все, о чем только можно мечтать. Во-вторых, платили ему достаточно – денег хватало на все его запросы, даже на самые необычные. Но главное – ему не приходилось опасаться гнева ревнивого мужа, ибо Бандропс прекрасно знал, чем занимается его кучер в часы сиесты.
Собственно, именно Бандропс и взял его в этот дом. Бандропс Адвокат был восходящим политиком – в Джоале это означало человека с повадками паука-убийцы, – от которого ожидали, что при освобождении следующей же вакансии в Клике он купит себе это место. Он женился на Аморгуш ради ее денег, ибо сам предпочитал кого-нибудь вроде Доша.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158