Взяв белую рубашку Вауна, мальчик отправился в путь, ненамеренно раскрыв свой номер — 516. Вернулся с черной рубашкой и положил ее на одеяло Вауна.Затем быстро влез под свое. Никто не обратил внимания на действия карапуза.— Спасибо, — сказал Ваун, заговорщически улыбаясь.Уютно устроившись, 516-й потребовал прощальных объятий и поцелуя на ночь он знал о своих правах. Ваун вполз под свое одеяло, и они сонно улыбнулись друг другу. Наволочки определенно нуждались в стирке.«Они спаривались», — подумал Ваун.Безумные, безумные рэндомы.Он спал.Каждый день с утра до вечера светит солнце. Деревья гнутся под тяжестью цветов. Прибой накатывается на берег, птицы кружатся в дивном небе. Теплые волны шлепают по сверкающему песку.Сновидец бежит по пляжу за руку со своей возлюбленной.В огромном пустом танцевальном зале музыка, они обнаженные танцуют под cверкающим хрусталем люстр.Они любят друг друга — в постели, на пляже, на кушетке под сверкающим хрусталем люстр. На солнцепеке и в свете звезд.В таинственном мраке ее волосы отсвечивают красным, он целует каждую ее веснушку.Порой они устраивают грандиозные вечеринки для королей, министров и президентов. С радостью прогоняют их и снова остаются наедине.День проходит за днем. От ее смеха даже страшновато.— Как долго может это длиться? Как долго могут смертные быть так счастливы?— Вечно! — отвечает он. — Герой и героиня с тех пор всегда живут счастливо. Это обязательно.Но иногда — печальные разлуки, и ласки становятся неистовыми, потому что ему предстоит улететь, чтобы страдать на бесконечных мучительных церемониалах в дальних странах; почести и речи, банкеты и тупые ритуалы. Он всегда спешит домой к любимой, разлука делает любовь лишь слаще.Возвращение героя.Героя ждут объятия любимой.Она смеется, лицо сияет счастьем, когда она смотрит на него с подушки.— Я никогда не была любовницей Рокера. Я не была здесь с Рокером. Я никогда не занималась этим с Рокером.— Это хорошо, — говорит он, — я рад, что ты рассказала мне об этом теперь, и впредь не будет недоразумений.— А ты не веди себя, как величайшая знаменитость, жеребец спейсер и великосветский сноб… Проникновение, и она визжит от счастья. Кульминация, и он что-то бубнит в экстазе. Следующий сон. Они танцуют.— Это безумие!— Ты с ума меня сводишь! Я обезумел от любви.— Не от этого.— А от чего?— Танцуем босиком. Я прилипаю к полу. Нужно хоть носки надевать.— Носки — это неромантично, — говорит он, подхватывает ее, обнаженную, на руки и относит на ближайший диванчик. — Я покажу тебе, что романтично.Награда героя.Выше и выше, из бездонной тьмы… Напряжение… Борьба… Ничего труднее делать ему не доводилось.В голове песок, тело каменное. Веки — мраморные плиты, а их надо удерживать.Над головой в свете довольно-таки далеко друг от друга расположенных ламп еле-еле виднелась крыша тоннеля. Совсем рядом с обеих сторон он слышит тихое дыхание.Дочь Мэви? Пиподам?О, проклятие!Ваун с трудом сел и подумал, что его суставы скрипят, как несмазанные дверные петли. В его черепе было полно грязи. Тоннель был полон спящих братьев.Здоровые ребята, работяги, крепко спали.Он дрожал, холод камня глубоко проникал в самое его существо. Искушение снова улечься и заснуть казалось приглашением в рай… Жестокая судьба приходится покинуть этот скромный, потертый кусок одеяла.Аркадия была так близко от Хайпорта!Черт! Он дотянулся до одежды.Охрана примитивна, как кирпич. Братья доверяют друг другу целиком и полностью и надеются, что секретность защитит их от внешнего мира. Епископ, может быть, догадался установить камеру в спальне, но и это маловероятно. Если догадался, то обмен рубашками все упростит: инспекция физиономий — целое дело.Интересно, сильно ли видны во тьме кровоподтеки?Полночь.Помимо всего прочего, в Доггоце Ваун научился просыпаться по приказу.В коридорах было темно и практически безлюдно. Несколько сонных парней бродили с целями, не имеющими отношения к охране или дежурству. Они улыбались друг другу, кивали брату в черной рубашке, проходили мимо, почти не обращая на него внимания.Найти вентиляционную станцию оказалось несложно. Тут было жарко и дико шумно. Одуряюще грохотали допотопные механизмы, чудовищные черные фигуры вибрировали в тенях. Огромные кабели и балки расходились во все стороны, исчезая в камне и во мраке над головой. Место выглядело заброшенным, будто сюда никто не заходил много лет.Но по крайней мере одна камера где-то тут была.Ваун увидел еще лишь одну дверь. Старинная, из листовой стали, ржавая, крепкая и неоткрывающаяся. Он постоял немного в углу, рассматривая ее, пытаясь заставить свой вялый, сонный мозг вернуться к своим обязанностям.Обязанностям? Вауну мучительно хотелось послать все к черту и найти постель. Любую постель. Тут стояло несколько пустых лежанок. Любая из них была его. Это его дом. Для этого он был рожден… изготовлен, спроектирован.Дерьмо.Дочь Мэви.Пиподы.Через какое-то время он почувствовал, что слабеет от жары, и это заставило его двигаться. Больше всего его обеспокоил вывешенный на всеобщее обозрение ключ на гвоздике у косяка — слишком уж просто. Ключ мог быть ловушкой. Дверные петли были хорошо видны, а ветхий верстак рядом был завален инструментами и мусором. Он мог разворотить петли и при этом, правда, нашуметь.Черт с ним. Ваун подошел к верстаку и выбрал увесистый молоток с круглым бойком… чтобы вывести из строя камеру — так он сам себе объяснил, подозревая, что хотел скорее удовлетворить какую-то атавистическую потребность в оружии.Ваун прошел к двери и снял ключ.Замок скрипнул. Взвизгнули тревожно петли, пронзительный писк сирены поднялся на басовом фоне компрессоров.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114