Выйдя за порог, он глубоко вздохнул, как человек, закончивший большую работу.
Потом Чарли быстрым шагом отправился к католической церкви. Он неловко сдернул с головы шляпу и тихо отворил дверь. Нечасто ему доводилось бывать в храме божьем в последнее время!
Внутри церкви было темно и довольно холодно. Свет почти не проникал сквозь узкие пыльные окна, и помещение освещали лишь восковые свечи, кое-где горящие под иконами. Перед Чарли тянулись длинные ряды скамеек – темных и пустых, отчего церковь напомнила ему театр после спектакля, когда его покинули последние зрители. Рядов было немного – всего пять, и, как невольно подсчитал в уме Чарли, максимум прихожан, на которых мог рассчитывать отец Бернардо, не превышал пятидесяти человек.
Небольшое возвышение возле дальней стены со стоящим на нем простым алтарем, крест над ним – тоже простой, деревянный, темный. Возле алтаря – пара медных подсвечников. Вот, пожалуй, и все более чем скромное убранство церкви. Одного беглого взгляда на все это было достаточно, чтобы понять очевидную истину: католическую церковь города Розуэлла можно было назвать чем угодно, кроме источника доходов.
Справа от алтаря было устроено нечто вроде раздвижной стенки – очевидно, там находилась исповедальня.
Чарли грустно осмотрелся и огорченно вздохнул, никого не обнаружив в этом печальном и тихом храме. И тут до него донеслись сдавленные всхлипывания. Да-да, точно, они доносились из-за перегородки, из исповедальни, теперь Чарли точно знал это.
Потом послышался тихий ласковый мужской голос, и Чарли догадался, что он принадлежит отцу Бернардо. А плач? Кому, кроме Одри, плакать в храме в этот час?
Чарли тихонько подошел ближе, чувствуя себя смущенным до глубины души.
Как он и думал, мужской голос принадлежал отцу Бернардо. У Чарли вдруг промелькнула неожиданная мысль – немедленно упасть к ногам священника и исповедаться ему во всех своих грехах. Такого желания Чарли еще никогда в своей жизни не испытывал! Но сейчас, во имя Одри, во имя их будущего он готов был на все, даже на это.
Чарли подошел вплотную к перегородке и заглянул за угол. Картина, открывшаяся его глазам, была такой трогательной, что Чарли едва не прослезился.
Священник сидел на жесткой скамеечке, а перед ним, положив голову на его колени, стояла коленопреклоненная Одри. На скамеечке возле священника виднелась чашка с водой, и Чарли понял, что воду эту отец Бернардо специально принес для того, чтобы напоить Одри. Рука священника лежала на голове Одри и казалась темнее, чем ее золотистые волосы.
До Чарли донесся шепот Одри:
– Почему же я всегда так верила ему, святой отец?
– Потому что любила его, дитя мое, – шхо ответил отец Бернардо.
– Но ведь он недостоин моей люби, отец Бернардо!
– Любовь – дар божий, Одри. А значит, любви достоин любой.
“Господи, – с ужасом подумал Чарли. – Не я ли сам говорил не так давно те же самые слова? Что же я наделал!”
Что наделал? Предал Одри, вот что он наделал. Четвертовать его за это мало.
– Я ничего не понимаю, – прошептала Одри и тяжело вздохнула.
– Может быть, он вовсе не такой плохой человек, Одри. Может быть, у него были причины так поступать. Причины, о которых ты просто не знаешь.
Не было похоже, что Одри склонна поверить в сущест-вование каких-то особых причин, приведших Чарли к ограблению магазина тетушки Пэнси. Она покачала головой, но при этом не сказала ни слова. Чарли захотелось броситься к ногам Одри и все объяснить – а ему было что объяснить и что рассказать. Он очень хотел попросить у нее прощения.
Одна беда – он не мог придумать, как ему начать.
Отец Бернардо первым заметил его присутствие. К удивлению Чарли, священник нисколько не рассердился, да, пожалуй, и не удивился. Он просто улыбнулся Чарли – да так доброжелательно, что у того комок подкатил к горлу. Затем отец Бернардо поднял руку и жестом пригласил Чарли приблизиться.
Чарли нерешительно шагнул вперед. Потом остановился и в сомнении уставился на стоящую возле него на коленях женщину, которую любил больше всего на свете. И сколько же страданий он ей принес!
Переведя взгляд на отца Бернардо, Чарли обнаружил, что тот продолжает улыбаться ему. Священник сделал жест руками, который Чарли воспринял как приглашение к разговору.
Чарли совершенно растерялся и не знал, с чего ему начать. Он раскрыл рот, но потом вновь закрыл, так и не произнеся ни слова. Потом прокашлялся и попробовал начать еще раз.
– Одри. – Это было единственным, на что он оказался способен.
Одри вздрогнула, подняла голову с колен отца Бернардо и уставилась в лицо Чарли. Глаза у нее были такими глубокими и полными печали, что у Чарли заныло сердце. Он вдруг понял, что ему нужно сделать, и опустился на колени рядом с Одри, – рядом, но не касаясь ее.
– Одри, можно мне с тобой поговорить? Прошу тебя, удели мне минуту. Всего одну минуту.
Он еще раз окинул взглядом ее бледное лицо, покрасневшие от слез глаза, и сердце заныло еще сильнее.
Одри не ответила, даже головы в его сторону не повернула, словно Чарли для нее вообще не существовал.
Грустно покачивая головой, Чарли негромко заговорил:
– Мне очень жаль, Одри. Очень жаль. Мне нет оправдания. Я в самом деле именно тот, кем меня считает Фермин Смолл, – разбойник, лжец и воришка. Преступник.
Она по-прежнему не говорила ни слова. Только всхлипывала. Один раз поднесла к лицу руку, чтобы смахнуть с глаз слезинку, но так ничего и не сказала.
– Мы голодали, Одри, – продолжал тем временем Чарли. – Работы ни у кого из нас не было. А расставаться друг с другом мы тоже не могли, чтобы искать свое счастье поодиночке.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109