Захватить дворец они не могли. В этом Джалахар был уверен, точно так же, как Саладин был уверен, что христианам не захватить Иерусалим.
Но эта война, развязанная непрошеными гостями-христианами, дорого обходилась им: страдала торговля, погибал народ. Много раз наступая, Джалахар отступал со все большими потерями, ибо англичанин Стед, приближенный христианского короля, называемого Львиное Сердце, знал, как следует воевать.
Джалахар считал его достойным противником. Если Аллах повелел ему вступить в войну, хорошо было уже то, что его противником оказался сильный и умный мужчина.
— Джалахар…
Он обернулся, шурша длинным одеянием. Его третья жена, Сонина из Дамаска, миниатюрная, грациозная и прелестная, ждала, почтительно опустив ресницы, протягивая ему блюдо с засахаренными финиками. Улыбнувшись, Джалахар шагнул к ней, взял финик, повертел его в руке и отправил в рот, не сводя глаз со смущенной девушки.
Взяв блюдо, Джалахар поставил его на низкий турецкий столик и вернулся к Сонине, по пути откинув полог кровати, заваленной мягкими разноцветными подушками.
Он снял с нее покрывало и вгляделся в нежное лицо Сонины, улыбаясь ей и недоумевая, почему рядом с ней он не испытывает радости. Великий Магомет говорил, что мужчина может иметь четырех жен; у Джалахара пока было всего три. Сонина — прелестнейшая из них, с рождения ее приучили к мысли, что цель ее жизни — угождать мужчине. Джалахар не мог понять, в чем ее вина, но желание, которое должно было прийти при виде ее, так и не появилось. Джалахар притянул Сонину к себе и погладил ее прямые черные волосы.
— Ты вскоре вновь отправишься воевать, — прошептала она.
— Да, — просто ответил он. Разговаривая с одним из своих воинов, он объяснил бы, что собирается ночью напасть на чужой отряд; он не стал бы открыто атаковать христиан, но соглядатаи доложили, что небольшой отряд под предводительством его соперника Стеда должен отправиться по дороге сегодня ночью. Эта атака ошеломит христиан, и если победа все-таки ускользнет из рук Джалахара, по крайней мере он нанесет значительный урон христианскому войску.
— Бой скоро кончится? — ласково спросила Сонина.
— На все воля Аллаха, — ответил он, и жена замолчала.
Сонина знала свое место. В мире Джалахара женщин защищали изо всех сил, однако они были обязаны оставаться молчаливыми и тихими, пока их присутствие не требовалось. Джалахар никогда не стал бы обсуждать с ней предстоящий бой: Сонина была всего-навсего женщиной.
Но, будучи настоящей женщиной, она наконец сумела возбудить его. Он любил ее, восхищался ее искусностью, радуясь тому, что выбрал в жены именно Сонину. Она была дочерью багдадского калифа — десятой дочерью, и поэтому калиф не настаивал, чтобы ее сделали первой женой. Она принесла Джалахару огромное приданое и значительно превосходила красотой своих сестер.
Насладившись, Джалахар небрежно поцеловал ее и отослал прочь. Прикрыв глаза, он отдался убаюкивающему дуновению ветра. По-настоящему удовлетворенным он себя не чувствовал. Ему принадлежало многое: великолепный дворец, бесчисленные слуги, народ, преклоняющийся перед ним. Две старшие жены Джалахара уже подарили ему сыновей и дочерей; он подчинялся только великому Саладину — казалось, этот мужчина способен заставить подчиняться себе даже пустынный вихрь.
Но Джалахар чувствовал себя ничтожеством.
Во всем виновата эта глупая война с христианами, убеждал он себя, бесконечная, вечная война…
Неужели он прав? Чего-то недоставало в его жизни, а он не мог понять, чего именно, ибо обладал всем, что только мог пожелать.
Джалахар вздохнул и поднялся, напрягая расслабленные мускулы. Он оделся и мысленно вернулся к планам предстоящей ночи.
— Ты устала?
Элиза взглянула на Брайана, и улыбка заиграла на ее прекрасных губах. Она покачала головой.
— Совсем нет, Брайан. Я люблю ездить верхом. Здесь есть на что посмотреть!
Брайан огляделся. Смотреть здесь почти не на что, кроме песка, сухо подумал он. Но закатное солнце превращало бесконечные дюны в бронзовое море, а золотистые и малиновые отблески в небе заливали яркими цветами конскую упряжь. Он ответил жене улыбкой.
— Иногда тебе бывает легко угодить, герцогиня, — ответил он. Потянув поводья, он подъехал поближе и наклонился в седле, прошептав ей на ухо: — Однако поскольку ты так легко умеешь дарить наслаждение, естественно, что ты умеешь наслаждаться сама.
Она слегка покраснела и опустила ресницы, пряча улыбку.
— Брайан, вокруг люди!
— Мои люди вполне довольны, — со смехом ответил он. — Они заметили, насколько смягчился мой нрав после твоего приезда.
— В самом деле? — невинно переспросила она.
— Угу. И знаешь, — с заговорщицким блеском в глазах добавил он, — до меня дошел слух, что завтра утром все они намерены обратиться ко мне со своими просьбами. Они знают, что мы расстаемся на две недели, но сегодня еще будем вместе.
— Брайан! — воскликнула она, торопливо оглядываясь и радуясь наступающим сумеркам, поскольку неудержимо краснела от каждого его слова. Однако они ехали позади отряда из пятидесяти воинов, и на них никто не смотрел. Элиза повернулась к мужу с невинно открытыми глазами: — И ты исполнишь их просьбы?
— Вероятно, все до единой.
Она улыбнулась, вздохнула и положила руку на луку седла.
— Но завтра тебе придется уезжать, — тихо напомнила она.
Он помолчал минуту и заметил:
— Элиза, ты ведь знаешь, что это необходимо.
Прошло уже два месяца, как Элиза была с Брайаном. За все это время им едва ли удалось провести вдвоем десяток ночей. Ему постоянно приходилось уезжать, и Элиза оставалась ждать его.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157